Мечеслав, морщась от боли в груди, заливисто смеялся всякий раз, когда Мануш по его просьбе пересказывала эту историю. Но больше всего ему нравилось, когда она читала ему рукописные тексты стихов Иоанна Геометра, «Илиаду» Гомера и особенно поэму, повествующую о жизни Василия Дигениса Акрита, сына арабского эмира и византийки из знатного рода Дуков. Он долгими часами мог слушать о детстве Дигениса, его подвигах, совершенных в отрочестве, о том, как бежал он со своей возлюбленной Евдокией от ее отца, правителя, убивавшего всякого, кто сватался к ней, как преодолели они многие трудности, убегая от погони, посланной родителем, и как были прощены им. Несколько раз просил он Мануш перечитать ему, как Дигенис Акрит победил дракона и как бился с Максимо, индийским потомком великого Александра, царя македонцев, завоевавшего полмира. Но велико было его разочарование, когда узнал он о том, что герой поэмы ушел из жизни не как воин, сложив голову на поле битвы, а умер, искупавшись в ледяной воде.

Славянского воина, очутившегося волею судеб в Византии, носительнице древних культур Эллады и Рима, удивляло, как люди сумели на этих, теперь уже пожелтевших, листах начертать непонятные знаки и передать через них печаль и радость, ненависть и любовь людей, давно сошедших с лица земли. Мечеслав глядел на Мануш, упиваясь каждым ее словом, каждым жестом, ее смехом и улыбкой, голосом, напоминавшим звонкое журчание ручейка, и любил, любил, любил.

Однажды, слушая чтение Мануш, Мечеслав задремал и почувствовал сквозь дрему, как ее ладонь ласково погладила его щеку, а затем теплые губы девушки на миг прильнули к его губам. Он лежал, пытаясь не шелохнуться, делая вид, что продолжает спать. Он боялся открыть глаза, боялся спугнуть ее чувства, боялся развеять этот чудесный сон. Когда он приподнял веки, Мануш уже не было, и только свет уходящего за горы солнца лился в комнату, придавая всему красноватый оттенок.

На следующее утро Мечеслав начал вставать и ходить, правда, пока при помощи Минодоры и Мануш. Первый раз за много дней Мечеслав вышел из дома. На дворе ласково светило солнце, от легкого ветерка подрагивали листья на фруктовых деревьях, росших здесь же, их ветки, отяжеленные красными, желтыми и оранжевыми плодами, клонились к земле. Год выдался урожайным, земля щедро одарила людей за их труд. Женщины усадили Мечеслава на скамью, стоявшую у стены, ту самую, на которой он когда-то задремал, охраняя этот дом от незваных гостей. Мечеслав с наслаждением подставил лицо теплу солнечных лучей и, вдыхая полной грудью свежий горный воздух, посмотрел на небо. По светло-голубому полю медленно плыли похожие на белых овец кудрявые облака.

– Жить-то как охота, Мануш! – восторженно произнес он на русском.

Не поняв его слов, но услышав среди них свое имя, девушка вопросительно посмотрела на Мечеслава. Мечеслав, указывая на ореховое дерево, перешел на ромейский язык, сказал:

– Принеси мне вон ту толстую ветку, что лежит под деревом, и мой нож.

Мануш принесла ветку и, сбегав в дом, вернулась с ножом и стала с интересом наблюдать за его работой. Мечеслав точными ударами ножа отсек все лишнее с ветки, затем начал быстро и умело обрабатывать ее, будто был он не воином, привыкшим сражаться, а мастером-древоделом. Вскоре он держал в руке резной посох, увенчанный искусно вырезанной из дерева конской головой.

– Красиво! – сказала Мануш, с восхищением посмотрев на изделие Мечеслава.

– Теперь мы не будем отвлекать твою матушку от дел, я смогу опираться на посох, – сказал Мечеслав и при помощи Мануш поднялся со скамьи. Немного прогулявшись по двору, они направились к дому. Мечеслав медленно, часто останавливаясь, шел по дорожке в сопровождении Мануш. А ему казалось, что он не идет, а летит, забыв о ранах, ушибах и боли, потому что рядом шла любимая им. Он чувствовал ее плечо, на которое, жалея Мануш, опирался лишь слегка, стараясь переносить всю тяжесть своего тела на посох. Он слышал ее дыхание, ощущал запах ее волос, прикосновение упругой девичьей груди и был готов всю жизнь ходить вот так с посохом, лишь бы быть всегда с нею, и сожалел о том, что не все в жизни получается так, как хочется.

Минуло еще несколько дней, и Мечеслав, окрепнув, стал ходить сам, без помощи посоха и Мануш. По утрам он выходил по пояс обнаженный во двор и делал упражнения, помогающие ему вернуть силу своему ослабленному телу. Вспоминая, чему учили его старый волхв и Орм, упражнялся с мечом и посохом, поднимал и опускал большой камень, лежащий во дворе, подтягивался, цепляясь за ветку дерева и, перемотав пальцы и всю кисть руки кожаными ремнями, бил кулаками по стволу высохшей яблони. Мануш, просыпаясь рано утром, часто наблюдала из окна за его занятиями. Она видела, как играют, бугрятся, наливаются с каждым днем силой мышцы на его покрытом шрамами теле. После упражнений он обливался холодной водой, насухо вытирался и, одевшись, начинал заниматься работой по хозяйству. Чинил забор, крышу, помогал собирать фрукты, ходил за водой к протекающей неподалеку речке, но чаще всего занимался своим любимым делом, мастеря поделки из дерева. Однажды, когда старик Георгий, живший по соседству, собрался ехать на повозке за покупками в ближайший городок, Мечеслав напросился с ним. Он взял с собой кошель с монетами, меч, суму и направился к повозке. Когда до нее оставалось совсем немного, его окликнула Мануш:

– Мечеслав, постой! – крикнула она. Он остановился, обернулся, увидел подбегавшую к нему девушку.

– Ты вернешься? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Вернусь, – ласково ответил Мечеслав, заметив, как в глазах Мануш вспыхнула неприкрытая радость.

– Доброй дороги, – сказала она и, улыбнувшись, побежала к дому.

Мечеслав смотрел ей вслед, и ему почему-то вдруг очень захотелось остаться.

– Пора ехать, – сказал старик.

– Поехали, – пересиливая себя, сказал Мечеслав, запрыгнув в повозку, запряженную волами. Старик прикрикнул на них, повозка, заскрипев, медленно тронулась.

На следующий день Минодора и Мануш, услышав топот копыт во дворе, вышли из дома и увидели Мечеслава сидящим на тонконогом арабском скакуне вороной масти. Мечеслав слез с коня, привязав его к дереву, поздоровался, затем вышел за ворота и вскоре вернулся, неся большую плетеную корзину, в которой были различные наряды, ткани, благовония и сладости.

– Это все вам, за вашу доброту, – сказал Мечеслав, ставя корзину перед женщинами.

Минодора приложила ладонь к щеке, на глазах у нее заблестели слезы. Уж больно был похож сейчас Мечеслав на ее погибшего сына, такой же веселый и добрый. Мечеслав подошел к ней поближе и поклонился.

– Спасибо, сынок, – Минодора обняла Мечеслава.

– А еще я привел вам помощника, можно ли пригласить его во двор? – спросил Мечеслав.

– Конечно, если это твой друг, – сказала Минодора.

– Надеюсь, что и вам он станет другом и помощником, – сказал Мечеслав и вновь вышел за ворота. Вскоре он вернулся, ведя за собой маленького серого ослика.

– Ой! Какой он хороший! – радостно воскликнула Мануш, подбегая к животному.