Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Худо это, Орм, – покачал головой Мечеслав. – Да только думаю я, не мог ли улич оклеветать Злата от обиды и имея от того пользу? Ведь обещал ты ему помочь с откупом. Рабство людей ломает, ты о том ведаешь, сам мне рассказывал.
– Верно молвишь, а потому порешим так; на заре отведем Златобора подалее от стана и дознаемся, что он есть за человек? Ну а коли слова улича правдой окажутся, то для продажной псины кол из осины, – зло сплюнув, сказал Орм.
– Что ж, брат, я с тобой! Ладно, пойду воды наберу.
Искупавшись и набрав воды, Мечеслав медленно побрел в сторону лагеря. Тяжкие мысли о возможном предательстве Злата одолевали его.
– Эй, русс, что за вино у тебя? – окликнул его на плохом греческом языке молодой воин-ивер. Он сидел на земле недалеко от места, где расположились по соседству станы иверийцев и варангов.
– То не вино, то вода, – ответил Мечеслав.
– Э! Разве настоящий мужчина пьет воду, настоящий мужчина должен пить вино. В этой чинчиле, – он нежно огладил небольшой запечатанный глиняный сосуд с узким горлышком, – вино, которое делал мой отец. Такое вино не пьют одиноко, его пьют с хорошими людьми, я сижу и жду хорошего человека, а ты, мне кажется, хороший человек. Прошу тебя, присаживайся, – проговорил ивер.
Мечеслав, принимая приглашение, присел.
– Почему ты один? Разве в твоем стане нет хороших людей? – спросил он.
– Есть. В моем стане много хороших людей, но есть и плохие, как, наверное, и в твоем.
– Ты прав, – согласился Мечеслав, вспомнив о неприятном разговоре с Ормом о Злате.
– Один я, потому что жду своего друга. Мы с ним из одного селения, вот и сговорились посидеть у реки, выпить вина, вспомнить родину. Азнаур послал его за сеном, он скоро придет… А ты хорошо говоришь по-гречески, видно, давно служишь у ромеев. Я тоже был в войске у Варды Склира, там и научился немного говорить, как ромеи, – сказал ивер, наливая вино в рог и подавая его Мечеславу.
– Что ж, выпьем за знакомство. Меня Мечеславом зовут, – сказал русс, взяв рог с вином рубинового цвета.
– А я Коста, – ивериец приложил руку к груди.
Из стана иверийцев послышалась переливающаяся многоголосием песня, летящая к горам, а от них все выше и выше к самому небу.
– Хорошо поют, красиво, – вслушиваясь, сказал Мечеслав.
– Это супрули – застольная песня. Я слышал, как поют руссы, тоже хорошо. Так давай, друг, выпьем за то, чтобы нам приходилось больше петь и меньше воевать, пусть чаще слышатся песни и реже звон мечей. Приносить смерть другому человеку – это плохо, – сказал Коста.
– Что ж, за добрые слова можно поднять чару, – Мечеслав осушил рог до дна. Терпкое, сладковатое вино напомнило ему вкус винограда, который он собирал вместе с Мануш и Минодорой. Приятная пьянящая влага прогнала тревогу, принесла покой, сняла усталость. Песня в лагере иверов затихла, теперь оттуда лилась музыка.
– Это звучат чонгури, пандури и чанги. О, если бы ты приехал ко мне в гости, в мое селение, расположенное недалеко от города Тбилиси, который основал царь Вахтанг Горгасал, то я бы познакомил тебя с человеком, лучше которого никто не может играть на чанги. Его завут Габо. Как он играет! – зацокав языком, сказал восторженно Коста, вспомнив свой дом.
– За твою родину и за мою! Пусть не знают они войн, неурожаев и мора! Пусть мирно, по-доброму живут люди в наших землях! – произнес Мечеслав, взяв снова наполненный ивером рог. Они выпили. Потекла меж ними беседа, тихая, дружеская и ничего, что говорили они по-ромейски и не всегда правильно произносили слова, это не мешало им. Хорошие люди всегда найдут общий язык, всегда поймут друг друга. Но не знали они, что над ними необратимо сгущаются черные тучи несчастья. Пока собеседники мирно разговаривали, недалече от них, в станах иверов и варангов, уже назревали кровавые события… Причиной их стал стожок сена, стоявший между иверийским лагерем и станом варангов.
* * *
Злат, увидев щуплого иверийского воина, тащившего охапку сена, подбежал к нему со словами:
– Эй ты, а ну отдай наше сено!
Ивер попытался объяснить, что это повеление азнаура, его господина, но Злат вырвал охапку и, бросив ее на землю, с силой оттолкнул противника, тот попятился, споткнулся о камень, упал на спину. Тут же вскочив на ноги, он начал что-то кричать в сторону своего лагеря. Из стана иверов прибежал богато одетый молодой воин с закрученными вверх усами, он и был тем самым азнауром, приказавшим принести сено. Его сопровождал коренастый ивер с бычьей шеей. За ним подоспели еще несколько воинов. Поигрывая плетью с красиво отделанной рукоятью, азнаур подошел к Злату, презрительно глянул на него и обернулся к воину, поднявшему шум. Спросив его что-то на своем языке и получив ответ, азнаур вновь повернулся к Злату, но теперь на его лице читалась неприкрытая злость. Завидев неладное, к ним подошел Орм. Встав между предводителем иверов и Златом, он примирительно поднял вверх руки.
– Остановитесь! Мы союзники, и раздоры нам не нужны! Решим все миром, забирайте сено, и покончим с этим! – дружелюбно улыбаясь, сказал Орм.
К месту ссоры, настороженно поглядывая на иверов, подошли несколько варангов.
– Кто ты такой, чтобы вмешиваться?! Поди прочь, наглец! – кинул в лицо Орму азнаур и попытался его оттолкнуть, чтобы подойти ближе к Злату, стоящему за спиной варяга. Взгляд светло-голубых глаз Орма стал ледяным. Воинов с той и другой стороны собиралось все больше, а взгляды их становились все более недружелюбными.
– Не делай этого! – сказал Орм, заступая дорогу иверу.
Лицо азнаура покраснело от гнева.
– Ах ты, упрямый осел! – крикнул он, его плеть рассекла свистом воздух, готовая обрушиться на голову Орма. Варяг перехватил руку противника и уже начал выкручивать ее, чтобы вырвать плеть, когда стоявший рядом с азнауром коренастый ивер ударил его кинжалом в грудь. Посмотрев на убийцу помутневшим взором, Орм стал оседать на землю. Стоящие за его спиной варанги подхватили падающее тело товарища. Азнаур с растерянно-непонимающим видом отшатнулся от скандинава. Орма бережно, поддерживая за плечи и голову, опустили на редкую молодую траву.
– Убили! Орма иверы убили! – разнесся над лагерем крик Злата. На минуту все затихло, лишь издалека доносился шум устраивавшегося на отдых войска. Услышав крик, Мечеслав на миг замер, недоуменно глянул на Косту, тот тоже ничего не понимал, вслушиваясь во внезапные крики. В лагере руссов снова прокричали, что убили Орма. Мечеслав, рывком поднявшись на ноги, помчался в сторону, откуда доносился нарастающий гул голосов. Подбежав к месту разыгравшейся трагедии, он увидел лежащего на траве Орма, упал перед ним на колени.
– Орм, что с тобой? Кто тебя? Не умирай, брат!
– Внемли, о чем говорить буду, – донесся до сознания Мечеслава, будто издалека, хриплый шепот Орма. – Умираю я. Мне бы покаяться… за грехи мои, за души, мною погубленные в битвах… За Руну с Эйнаром и Смида… Там кошель с монетами… раздели… в храм отдай, старика Людима из неволи вызволи… остальное передай родовичам моим… через Рулава-купца, что конем одарил, помнишь? Пусть камень рунный поставят. – Орм вдруг заговорил на родном языке, глядя в небо помутневшим взором. Мечеслав, подняв голову, вопросительно посмотрел на склонившихся над Ормом воинов.