— Так и есть. Но я работаю над сим. К тому же, для моих исследований здравый ум объекта не столь уж и необходим. А иногда даже напротив, выступает помехой… — еще одна порция «Жубрувки» отправилась догонять предыдущие. — А вот чего мне по-настоящему не хватает, так это помощи Васи… — проглотив водку, словно воду, продолжил Сергей Казимирович. — Верный дух в таком деле незаменим!

— Достану я вам фамильяра, князь, — не преминул пообещать Романов. — Не легального, конечно, но хорошего.

— Нового я и сам легко могу раздобыть, — отмахнулся Огинский. — Только толку с него? С Васей мы столько лет срабатывались…

— Так за чем же дело стало? — развел руками Светлейший князь. — Сколько бы там ни было маны у нашего дерзкого кадета, серьезным противником его никак не назовешь!

— Ох, не спешите с выводами, Ваша Светлость, — вздохнул Сергей Казимирович. — Парень непрост, да и союзников, как оказалось, заводить мастак. Подумать только: он, молодая графиня Воронцова и тот японский молодой князь! Никогда бы не предположил, что они сумеют объединиться, пусть даже и всего лишь по ситуации… Ну да дело не в сем, — вскинув голову, заявил он. — Я же тогда до моего Алибабаича дотянулся, как он от меня ни закрывался. Не знаю уж, что там с ним приключилось во время питерского пробоя, но Вася и впрямь ко мне не вернется. Связь обрублена — и обрублена с его стороны. Насильно ее не восстановить. Посему я вчера и ушел несолоно хлебавши. Или вы всерьез думаете, что меня в открытой схватке одолели три кадета-первокурсника? — запальчиво поинтересовался Огинский.

Судя по выражению лица его собеседника, именно так тот до сих пор и думал, тем не менее Романов поспешил заверить:

— Что вы, князь, нет, конечно же! Как можно?

— Можно по-всякому, — уже слегка заплетающимся языком пробормотал Сергей Казимирович. — А вот нужно — так, как нужно… Да, к вопросу о насущных нуждах. Есть что-нибудь от нашего друга в Конвое?

— Он просил до поры себя не дергать — пока шум не уляжется.

— Уляжется сей — поднимется новый… — пожал плечами Огинский. — То есть, новостей нет?

— Нет.

— Ясно, — кивнул Сергей Казимирович. — Ну что ж, Ваша Светлость… — чарка порхнула было ему в руку, но, замерев на полпути, вернулась на стол нетронутая. Огинский пошевелил пальцами, и алкогольный туман в его взоре рассеялся без следа. Спина выпрямилась, голос зазвучал ровно и четко. — В сем бою мы с вами уступили. Но война наша только началась. Впереди еще ждет множество сражений, и не то важно, кто проиграл в первом, а лишь то, кто одержит победу в последнем, решающем. Полагаю, у нас неплохие шансы на итоговую викторию. А что касается потерь… Как сие ни печально, битв без них не бывает. Верно вы сказали: сделанного не воротишь. Довольно оглядываться — будем смотреть только вперед!

— Только вперед, князь! — отсалютовал собеседнику бокалом с вином Романов.

За окном загородной резиденции бывшего московского наместника разгоралась заря нового дня.

в которой раскрывается тайна, касающаяся меня разве что косвенно

Второкурсник отключился за миг до пика. «Прорвало» его уже в бессознательном состоянии. Так случалось всегда, никаких исключений. Но минут через тридцать этот ловелас очухается в полной уверенности, что побывал на седьмом небе. А вот себя при этом показал не лучшим образом. И скорее всего, устыдившись, навсегда уберется восвояси, бормоча комплименты и благодарности вперемешку с извинениями и оправданиями — а может, и обвинениями, это уж на что ему ума, чести и совести хватит. А если вдруг паче чаяния надумает задержаться и повторить попытку — пусть даже из самых лучших побуждений — она сама его выставит за дверь. И решительно отошьет, коли герой не поймет с первого раза и попробует подкатить снова позднее.

Второй раз он ей на дух не сдался — дважды в ее постели не оказываются.

А знал бы, бедолага, во что ему встали эти жаркие минуты — едва ли отважился бы на это и однажды.

Но догадаться о том кадету не дано. Если он и обнаружит понесенный ущерб — вернее, когда обнаружит — с необремененной пуританскими комплексами новоиспеченной первокурсницей Федоровки Марией Муравьевойон его нипочем не увяжет. Так же, как и каждый из тех полутора дюжин дурачков, поведшихся на ее стройные ножки и высокую грудь ранее. Строго по одному в месяц, аккурат с тех пор, как Маше исполнилось шестнадцать. Чаще — не имеет смысла, реже — расточительно.

Высвободившись из квелых объятий лишившегося чувств второкурсника, Муравьева змеей выскользнула из кровати. Встала, окинула себя оценивающим взглядом. Усмехнулась, увидев на правой ноге съехавший, но так и не снявшийся до конца чулок — единственное, что сейчас было на ней из одежды. Слегка нахмурилась, заметив на внутренней стороне бедра липкий белесый потек. Наскоро оглядевшись по сторонам, подняла с пола смятую форменную сорочку, убедилась, что та, упаси Ключ, не ее собственная, а гостя, и тщательно вытерла ею кожу. Затем, подумав, прошлась мягкой тканью еще и между ног и брезгливо отбросила испачканную рубашку.

Покосилась на голого кадета на кровати. Что ж, заметит — сам почистит. А не заметит — его проблема.

Равнодушно отвернувшись от сомлевшего гостя, Маша направила взгляд внутрь себя, подсчитывая полученные трофеи. Ровно дюжина, как она и рассчитывала. Можно, конечно, было взять и куда больше, но бабка по матери, умудренная опытом Василиса Алексеевна, учила ее в подобных делах не жадничать. Лучше срезать с шестерых раззяв по дюжине, растянув «удовольствие» на полгода — и остаться вне всяких подозрений, чем за раз откусить сразу сотню-другую — и нарваться на чреватый разоблачением скандал.

Мысленно произнеся слово «удовольствие», Муравьева кисло скривилась и снова посмотрела на второкурсника. Ощущения, испытываемые ею во время подобного рода постельных встреч, варьировались в диапазоне от «по барабану» до почти нестерпимого омерзения. Василиса Алексеевна утверждала, что ничего здесь не поделать — такова уж их родовая плата за ценные трофеи, но где-то глубоко в душе Маша все же лелеяла надежду, что однажды все будет иначе. Но, увы, каждый раз разочаровывалась. От сегодняшнего свидания, впрочем, она по этой части ровным счетом ничего и не ждала. Второкурсника подцепила буквально от безысходности, когда гордец Владимир Огинский-Зотов (дух его побери!) снова дал ей от ворот поворот.

Да уж, вздохнула Муравьева, окажись на месте этого никчемного типа молодой князь — не ровен час, что-то и впрямь могло сложиться по-другому. Было в Огинском-Зотове нечто необычное, будто бы нездешнее, чарующее — заставляющее каменное сердце сбиваться с ровного ритма, разливающее где-то в животе непривычно-приятное тепло, а ноги сводящее судорогой… С другой стороны, все это могло оказаться лишь предвкушением особого, богатого трофея — вот уж с кого наверняка можно было бы снять сто, а то и двести единиц, не опасаясь попасться на горячем…

Тряхнув густой копной каштановых волос, Маша позволила себе ухмылку: никуда от нее молодой князь не денется! Особенно теперь, когда канула в Пустоту эта его пассия — Морозова. Надю, конечно, жалко до слез, классная была девчонка, ну да нет худа без добра — не у Воронцовой же Огинский-Зотов побежит теперь искать утешения! Пусть на курсе и болтают, что в Питере между ними что-то такое было — друг другу они точно не пара. Есть еще, конечно, Тинатин Багратиони, но грузинская княжна у нас старомодно-строгого воспитания, сама на шею никому бросаться не станет. А она, Мария Муравьева, подобных предрассудков лишена. Так что все будет, дайте только срок!