Бастьян провел рукой по шее, и его пальцы нащупали грубую щетину на щеке и короткие черные волосы на затылке. Ему не нужно было смотреться в зеркало, чтобы знать, что выглядит он устрашающе.

Ему хотелось домой. Во всех смыслах этого слова.

Снова глубоко вздохнув, Бастьян поднял глаза на жалкое подобие ночного неба Сильван Уайль. Будучи землями вечного солнца даже после заката, мир летних фейри демонстрировал голубой полумесяц, один из трех. Еще два висели на небосклоне на другой стороне, у Сильван Вальд, зимней противоположности Сильван Уайль. Мерцающий полумесяц должен был выглядеть впечатляюще, однако он едва ли мог усыпить тревоги Бастьяна.

Бастьян совсем не там, где ему следует быть. Он так далеко от мира, в котором провел всю прежнюю жизнь. Отчасти ему хотелось верить, что, может быть, со временем он научится чувствовать себя более-менее как дома и здесь. В конце концов, ведь его предки-кровопийцы некогда были знамениты в этих землях. Однако они казались ему чуждыми точно так же, как и укутанные дымом фабрик Бостон и Филадельфия. Мир без яркой музыки и разноцветных домов.

Бастьян знал, что ему не следовало отправляться вместе с Селиной в Сильван Уайль. В ту же секунду, когда она попросила его пойти с ней, он понял, что это ошибка. И все же отправился. Он посмотрел в глаза девушки, которую любил, и с непоколебимой уверенностью понял, что отправится за ней на край света и даже дальше.

Земли Сильван Уайль давали Селине возможность сбежать от судьбы, которая сумела отыскать ее даже за Атлантическим океаном. Бастьян до сих пор сожалел, что не убил европейского детектива, который нашел ее по заданию богатенького француза. По мнению Бастьяна, сын этого француза, которого Селина убила, защищаясь от попытки изнасилования, заслужил все, что с ним приключилось, если не большего.

Однако Бастьян также знал, что покидает Новый Орлеан с Селиной не только для того, чтобы составить ей компанию в Сильван Уайль, где она могла на время скрыться от французской справедливости.

Он желал сбежать от своей судьбы не меньше, чем Селина хотела сбежать от своей. Бастьян подвел дядю Никодима и сестру по крови Одетту. Всех подвел.

В мыслях ожили воспоминания гибели дяди. Перед глазами возник момент, когда огонь рассветного солнца поглотил Никодима быстрее, чем ребенок смог бы сосчитать до десяти. И следующий, когда настоящая сестра Бастьяна, сошедшая с ума от жизни, полной потерь и страданий, рассекла серебряным кинжалом горло Одетты Вальмонт с пугающей уверенностью.

Бастьян не смог их спасти. И теперь он не мог взглянуть в лицо родным, которые забрали безжизненное тело Одетты Вальмонт в бессмысленной попытке найти способ ее воскресить.

Может, если он проведет достаточно времени вдали от своих бед в Новом Орлеане, боль в его груди не будет настолько сильной, а чувство стыда не будет настолько всепоглощающим. Может – однажды – он сможет взглянуть в глаза остальным членам семьи. Бастьян устал. Так устал от череды смертей и разрушений. От этой постоянной необходимости принимать решения в попытке сохранить баланс столь ценной жизни.

Увы, но мир фейри не помог ему найти лекарство от тревог.

Бастьян тянул время, обходя самую густую часть леса, прохаживаясь вдоль сверкающих вод озера Люр. Он шагал со скоростью смертного человека, оглядывая округу.

Земли Сильван Уайль выглядели очаровательно. Чем больше Бастьян наблюдал, тем сильнее убеждался в этом, и, в конце концов, был вынужден признать, что территория Сильван Уайль походила на рай вроде Эдема. Чистейшие пляжи вдоль восточных берегов усеивал кристальный песок, а вода сияла лазурным оттенком. Мягкий мох, устилающий землю в лесу, точно зазывал путешественника присесть и отдохнуть. Яркие листья деревьев и мягкие лепестки цветов падали на голову, точно нежный снег. Сам воздух был пропитан опьяняющим ароматом, который Бастьян не мог распознать. Он напоминал цветущий в полуночи жасмин и топленый сахар, смешанный с чем-то резковатым. С мятыми ментоловыми листьями, может.

Озеро в центре красовалось, как местный бриллиант.

Озеро Люр. Бастьян прищурился, разглядывая поверхность воды. Отсюда он почти мог убедить себя, что все еще находится в мире людей. Он сделал вдох, наполнив легкие свежим ночным воздухом. Позволил магии взять контроль над собой и напомнить, что на самом деле он очень далеко от родного дома.

Бастьян мог учуять колдовство в воде. Под успокаивающими волнами озера Люр плавали существа, которых он раньше встречал только в сказочных книгах. Сегодня утром он видел, как мать Селины разговаривала с настоящей нимфой, чьи заостренные ушки украшали голубые драгоценные камешки. Существо напоминало русалку из сказок, однако глаза у нее были больше, словно у рыбы, а кожа переливалась оттенком пасмурного неба. Темно-зеленые волосы нимфы украшали листья и блестящие осколки острого металла. Ногти же у нее казались острыми, как когти зверя, а зубы цвета слоновой кости походили на клыки. Издалека нимфа выглядела прекрасной. Однако если подойти ближе, только глупец не заметит, как она опасна. Вражда сверкала в ее хладнокровном взгляде.

Бастьян сделал еще один вдох.

Да и кровь у нимф пахла иначе, по крайней мере на расстоянии. Бастьян ее еще не пробовал, разумеется. Мать Селины заверила его, что ее не смутит, если он будет охотиться на существ в ее землях, если те не умеют разговаривать с ним напрямую. Как будто только речь отличала тех, кто важен, от тех, кто бесполезен. Однако Бастьян видел, как возмутились придворные. Видел их испепеляющие взгляды, брошенные в его сторону.

Им была противна сама мысль о том, что он будет питаться кровью какого бы там ни было фейри-создания, неважно, благородных кровей или нет. А значит, они считали Бастьяна низшим существом.

Если бы они только знали, как он голоден, как зверски голоден с тех самых пор, как вошел в их мир несколько дней назад, то они бы вообще не позволили чудовищу вроде него бродить без надзора по своим лесам.

Неважно, как осторожно Бастьян себя вел и как часто охотился, он все равно не мог совладать с жаждой крови. Только сегодня он задумался, какова на вкус кровь местных придворных – кровь фейри мужского пола, который продолжал говорить пакости прямо в лицо каждому существу, которое ему прислуживало, – и при мысли о том, чтобы попробовать, у Бастьяна рот наполнился слюной. Если по вкусу его кровь хоть чуточку так же хороша, какой казалась по запаху, то это все равно что бифштекс из вырезки для голодающего.

Бастьян знал, почему его голод становится неуправляемым.

Такому вампиру, как Бастьян, не полагается питаться кровью лесных тварей, пускай даже зачарованных. Дело не в охоте. Все куда сложнее. Дома, в Новом Орлеане, Бастьян был рад находить себе жертв среди отбросов подземного мира города-полумесяца. Мужчин и женщин, которые жили, не слушая голос совести, чья человечность была под вопросом. Тех, кто считал, что законы для них не писаны.

Бастьяну особенно нравилось охотиться на мужчин, которые причиняли боль женщинам. Когда он заглядывал в их мысли и становился свидетелем самых жестоких воспоминаний – когда их горячая кровь наполняла его рот и согревала вены, – он наслаждался возможностью вершить справедливость. Может, неправильно было со стороны Бастьяна обращаться к жестокости как к средству решения проблем, однако он предпочитал думать, что просто говорит на языке, который его жертвы понимают.