Нижняя дорога?

— Слушай, почему ты едешь по нижней, это коммерческая дорога, она выходит на… Ах черт!

Сантьяго крепко ухватился за ременную петлю над головой.

Если Мор и заметил красный свет при въезде на Куинсборо-Плаза, то не обратил на него внимания и с визгом шин повел машину под углом сорок пять градусов от внешней левой полосы до внутренней правой. Сантьяго бранил Мора на двух языках, пытаясь застегнуть привязной ремень, колени его подскочили к груди, когда они поднимались по пандусу на мост, проносясь между двумя грузовиками.

— Ноги промокли, — проквакал Мор, едва они взмыли над Ист-ривер.

Стараясь удержать в руках радио и телефон, постоянно глядя в оба зеркала, полуслепой от солнечного света, бьющего в лицо сквозь массивные стальные перила, Сантьяго осознал, что Мор перестал таиться, включил сирену и огни, спрятанные в решетке. Их такси являлось приманкой, а хвост — добычей. Это было преследование наоборот. Сантьяго снова выругался. Почему с ним случается такая мерзость? Он вынужден сидеть в треклятом паршивом такси, которое ведет псих из спецназа, несется по одному из самых загруженных мостов в городе к худшему перекрестку на Среднем Манхэттене по забитым машинами улицам. Это прямо-таки…

— Ты смотрел фильм «Смертоносное оружие»? — спросил Сантьяго, его правая рука, сжимавшая ременную петлю, побелела от напряжения.

— А он шел по телевидению? — медлительно ответил Мор с южным акцентом.

У Сантьяго снова возникло желание застрелить его. Или, может, проблеваться.

— Просто… просто… — раздраженно пробормотал он с запинкой, взмахивая громадной левой рукой, сжимавшей трубку переговорного радиоустройства.

Мор теперь вовсю гнал старую «викторию», со скоростью семьдесят миль в час они петляли между грузовиками и легковыми машинами. Преследователям приходилось нелегко, но они не отставали. Сантьяго обратил внимание, что манерой вести машину они больше походили на полицейских, чем Мор. Он почувствовал легкий запах гари, то ли просачивающихся выхлопных газов, то ли тлеющей смазки трансмиссии, и мысленно взмолился, чтобы Мор не взорвал и не разбил машину, пока он, Сантьяго, не получит возможности из нее выскочить.

Желудок Сантьяго совершал странные маневры, когда Мор вклинился между легковушками, наращивая скорость на спуске к пандусу. Трамвай, идущий на Рузвельт-Айленд параллельно северной стороне моста, мог появиться в любую минуту. Сантьяго представил себе выражение лиц туристов и жителей пригородов при виде того, как мчащееся такси врезается в бок медленно движущегося вагона. Посмотрел вперед и с ужасом увидел двух регулировщиков, заметных издали из-за блестящих желтых жилетов, явно не предупрежденных о происходящем, — они небрежно направляли идущий в южную сторону транспорт по Второй авеню, не имея понятия, что Мор устремил на них двухтонный снаряд, несущийся со скоростью семьдесят пять миль в час.

— Мор… — начал было Сантьяго.

Тот не среагировал. Стрелка спидометра перевалила за семьдесят пять миль и продолжала двигаться дальше. Сантьяго увидел женщину с детской коляской, она переходила Шестнадцатую улицу и при этом болтала по телефону, ребенок, слишком большой и толстый, чтобы его возить, лениво лежал, подложив руку под голову, опасности оба не замечали.

— Мор, сбавь скорость, — попытался образумить его Сантьяго.

Один из регулировщиков наконец засек мчавшуюся на него «викторию» и в ужасе вскинул руки, пытаясь остановить приближающиеся машины, очистить пандус, и закричал на женщину с коляской, но та, увлеченная разговором, не обратила на него внимания.

— Мор, сумасшедший черт! — выкрикнул Сантьяго.

«Виктория» вынеслась на перекресток со скоростью восемьдесят миль в час, Мор свернул чуть вправо от трамвайной остановки, чтобы пересечь Шестнадцатую улицу. Сантьяго на миг услышал вопль женщины, когда удар отбросил коляску к ступеням старого здания, давно погребенным под кучей мусора; боковым зрением он поймал ребенка, бегущего со всех ног по Второй авеню. Мор все увеличивал скорость; запах гари в машине усиливался. Прямо перед ними показалось ведущее к окраине шоссе М101. Сантьяго вскрикнул, и время для него сократилось вновь; они пронеслись в нескольких дюймах от хвоста трамвая, и Сантьяго, глядевший на юг мимо Рыбьей морды, на секунду увидел шестнадцать полицейских машин, ехавших им наперерез, потом их заслонили развалины универмага «Блумингдейл», превращенные в общественный туалет. Полицейские машины проехали мимо заднего бампера «виктории», и Сантьяго услышал визг тормозов их преследователей, окруженных полицией на восточной стороне авеню.

Мор наконец сбавил скорость. Повернулся с мягкой детской улыбкой, которую зачастую ассоциируют с безнадежным слабоумием, и спросил:

— Тебе тоже понравилось?

— Смотри вперед, черт возьми! — крикнул Сантьяго, поскольку машина запрыгала по выбоинам давно не ремонтированной дороги. Мор подъехал к углу Мэдисон-авеню, свернул на север, и тут засигналил телефон Сантьяго. Звонил Маккьютчен.

— Поздравляю, идиоты! — прорычал он. — Весь город поставили на уши. Я в участке Центрального парка. Приезжайте немедленно.

Сантьяго выключил телефон и передал приказание Мору.

— Если меня из-за этого турнут из полиции, я тебя убью.

— Займи очередь, — пробулькал в ответ Мор.

Участок Центрального парка сохранился с тех дней, когда лошадиные силы измерялись в корме и навозе. Конюшни, превращенные в гаражи-конторы-склады-мусоросборники, находились на южной стороне Восемьдесят шестой улицы, напротив бассейна. Здесь полицейские на легких патрульных маршрутах ставили свои трехколесные вездеходы вдоль дорожек, проложенных почти два столетия назад, замечательного зеленого дара Олмстеда и Бокса, теперь ими завладели те, кто бегал трусцой, прогуливал собак и наблюдал за птицами; туристы, поглощенные своими картами; бездомные, поглощенные своими мыслями; иногда торговцы контрабандой, действующие под покровом ночи.

Сейчас там было не особенно спокойно. Надежно спрятав такси за рядом полицейских автомобилей, Сантьяго стоял вместе с Маккьютченом, двумя заместителями комиссара (по оперативной работе и борьбе с терроризмом), начальником детективов и, будто на смех, начальником контроля за организованной преступностью, в компетенции которого находился ОСИОП, куда стремился Сантьяго. Однако в данную минуту перспектива перевода выглядела в лучшем случае сомнительной.

— О чем вы, черт возьми, говорите? — рявкнул начальник КОП, похожий на медведя хам по фамилии Рандаццо, выглядел он так, будто хотел оторвать одну из рук Сантьяго и обглодать ее. — Группа наркоторговцев, использующая такси? КТЛ держит все автомобили под контролем. Сейчас в половине машин и на многих светофорах есть видеокамеры, установлены счетчики, связанные с СГО, инспекторы КТЛ ведут скрытное наблюдение. Таксисты не могут помочиться без того, чтобы об этом кто-то не узнал.

— И вы говорите, что они связаны с этими, как их, точками? У нас почти сто лет не было ничего подобного, — заметил заместитель комиссара по оперативной работе, угрюмый, похожий на мопса человек с выпуклой грудью по фамилии Дивени, у него был такой вид, словно он хотел перебить Сантьяго коленные чашечки. — Тогда таксисты возили клиентов к проституткам. Таксист, обслуживающий в наше время наркоманов, купался бы в деньгах. Ну и где же деньги?