в аренду гвардейцами, слегка потёртый, но такой же яркий, как и другие, и даже увенчанный наверху чем-то вроде зубчатой коронки, покрытой потрескавшейся серебряной краской, стоял неподалёку. Подойдя к нему, он почти столкнулся с пажом сенешаля, который был слегка растерян, а, увидев барона, и вовсе смутился и согнулся пополам, бормоча извинения за свою неловкость.

— Он отказался идти на пир? — спросил барон, положив руку на плечо мальчика.

Тот ошарашено взглянул на него и кивнул.

— Не говори об этом никому. Я его уговорю, — барон вложил в руку пажу золотую монету, и тот, радостно улыбнувшись, поклонился и умчался дальше.

Войдя в шатёр, он увидел там пятерых гвардейцев и Хока. Булатов лежал на койке, прикрытый одеялом. Он был бледен. Рядом стоял Хок, а остальные сидели на лавках и подавленно молчали.

— Простите за вторжение, — произнёс барон, и, подойдя к Булатову, склонился над ним. — Я зашёл узнать как вы, мой друг. Когда вы уходили, мне показалось, что вас мучает сильная боль.

— Не слишком удачное падение, вашими заботами, — усмехнулся Булатов. — Но всё не так страшно, как выглядит. Множество ушибов, однако, кости целы. Завтра я смогу продолжить участие в турнире.

— Вряд ли это разумно, — проворчал Карнач, отвернувшись.

— Странно, что вы на ногах, ведь вам досталось не меньше, ваша светлость, — заметил Игнат, без особой симпатии взглянув на визитёра.

— Я привык и знаю несколько секретов, — улыбнулся барон.

В это время полог шатра откинулся, и в него вошёл слуга, нагруженный латами. Следом появился Алед и поставил на раскладной стол кувшин, от которого поднимался ароматный пар.

— Конь у коновязи, ваша светлость. Фабрициус сейчас у барона Малара, поскольку чужестранцы на турнире пользуются привилегиями, а после придёт к нам, и я его приведу.

— Это мои доспехи? — удивился Валуев, указав слуге место, куда он может сложить свой груз.

— После благородного жеста вашего друга я счёл, что и сам не вправе требовать выкуп за трофеи, — пожал плечами барон и, налив из кувшина в кубок настой, подал его Булатову. — Выпейте. Это один из моих секретов, помогающих мне держаться на ногах после любого турнира, если конечно кости целы.

— Ваша выдержка делает вам честь, — приподнявшись, произнёс Юрий и взял кубок.

— Вы недавно прибыли в наш мир, кавалер, а мы давно живём по его законам, они достаточно суровы и требуют большой выдержки. Например, после турнира, победитель, то есть рыцарь, выдержавший больше других поединков, должен, тем не менее, присутствовать на пиру, который устраивают в его честь. Не спорьте, и выслушайте меня, — мягко произнёс он, жестом пресекая возражения Булатова. — Этот пир устраивает король, и хоть на самом деле он устраивает его для себя и своей свиты, вы являетесь поводом для этого торжества. Единственной причиной, по которой вы можете не явиться туда, является смерть. Ну, или беспамятство. Вы же здоровы настолько, что собираетесь завтра принять участие в свалке. Простите, так мы называем бой в пешем строю. Король Ричард крайне обидчив и очень злопамятен. Он не прощает пренебрежения своей персоной. Сейчас он явно расположен к вам, поскольку вы служите ему и без возражений уступили ему честь своей победы. Но эта милость может в любой момент смениться обидой, и тогда и вам, и вашим друзьям не поздоровится.

— Почему же и друзьям? — нахмурился Булатов.

— Потому что, глядя на вашу компанию, любой скажет, что вы всегда действуете заодно. Это замечательное качество, особенно на поле боя, но оно имеет большой недостаток: отвечать за промахи одного, придётся всем, а особенно вашему командиру, который не убедил вас в необходимости принятия правильного решения.

— Я не могу давить на него, ваша светлость, — раздражённо проговорил Карнач. — Я привёл сюда своих людей и принял их под свою опеку и защиту, и не смог…

Он замолчал, но барон продолжил за него:

— Защитить его от преступной прихоти короля? Не всё в наших силах, капитан. Я тоже не смог бы.

— Однако вы предупредили нас, — заметил Хок. — Юра был готов, и это падение не привело к трагическому результату.

— Благодарить вам следовало бы принца Жоана, который подслушал разговор виконта Монтре с конюхом. Но поверьте, он был вознаграждён уже тем, что ваш друг ушёл с ристалища на своих ногах. Мы все делаем, что можем, но мы не всемогущи. Похоже, вы не привычны к тому, что кто-то один распоряжается жизнями многих. Я свободный барон, и мне ваше возмущение понятно, но Сен-Марко живёт по другим законам, и по ним ваши жизни принадлежат королю. Не давайте ему повода испортить или отнять их. Это дружеский совет.

Полог шатра снова отодвинулся в сторону, и на пороге появилась странная и немного зловещая фигура высокого сутулого человека в тёмной мантии и чёрной шапочке на плешивой голове.

— Это ещё один секрет, — обернулся к нему барон. — Фабрициус, у тебя есть время до начала пира, и ты должен поставить этого рыцаря на ноги. После, если успеешь, зайди ко мне в шатёр, — он поднялся и уже выходя, задержался, придерживая полог. — И будь любезен, осмотри ещё того, с разбитым лицом. Такая распухшая физиономия не украсит королевский пир. Кстати, вы все приглашены. Не опаздывайте.

Фабрициус приблизился к койке и, заметив слегка испуганный взгляд Булатова, улыбнулся, продемонстрировав полный набор жёлтых лошадиных зубов, после чего тихим приятным голосом произнёс:

— Я лекарь, мой господин, и благородные рыцари часто прибегают к моей помощи после тяжёлых битв и поединков. Я поставил на ноги многих, поставлю и вас.

И опустив в изножье койки свой сундучок, откинул его крышку.

Фабрициус оказался настоящим волшебником. Словно сами его длинные мягкие пальцы, втиравшие в воспалённые мышцы Булатова чудодейственные пахучие бальзамы и накладывавшие на ноющие суставы охлаждающие примочки и компрессы, обладали целительной силой. Настоянное на неведомых травах вино помогло уменьшить головную боль и придало ясность взгляду, и, наконец, примотав широкими бинтами к повреждённым колену и плечу слегка обжигающие пластыри, он закончил дело и вопросительно заглянул в глаза своему пациенту. А тот, готов был рассыпаться в восторгах и благодарностях, но едва догадавшись об этом, Фабрициус направился к Фариду, чтоб снять с его лица широкую повязку, под которой темнела пахнущая болотом тёмная масса. Когда лекарь снял её и смыл остатки этой грязи, оказалось, что отёк со щеки гвардейца почти сошёл, и кожа заметно посветлела.

Не тратя времени на то, чтоб выслушать слова благодарности, лекарь выложил на стол маленькие склянки и завёрнутые в тряпицы лепёшки примочек и быстро объяснил, что и как следует применить на ночь, пообещал