– Марш, – снова начала Джульетта.

– Да, – отозвался он. – Да, я знаю.

Джульетта прикусила внутреннюю поверхность своих щек, вздрогнув, когда крики стали громче.

– Мне надо сбегать на территорию Алых и привести помощь, – с сожалением сказала она. – Какими бы гнусными ни были Тайлер и его подручные, я не могу просто стоять и смотреть, как враги одолевают их. – Она замолчала, затем сделала долгий выдох. – Иди, Маршалл, помоги ему.

Маршалл посмотрел на нее.

– Что?

– Иди помоги Венедикту, – уточнила Джульетта. – У тебя такой вид, будто от бессилия ты сам не свой.

Маршалл уже оборачивал повязку вокруг лица. Затем, подняв капюшон куртки, он сделался и вовсе неузнаваемым, став частью быстро опускающейся темноты.

– Будь осторожна, – сказал он.

Еще звуки стрельбы.

– Это мне следовало бы попросить тебя быть осторожным, – отозвалась Джульетта. – Поспеши.

Маршалл убежал, чтобы присоединиться к очередной схватке кровной вражды, раздирающей город на куски. А Джульетта отступила, чтобы привести свежие силы, которые здесь ждала смерть.

* * *

Венедикт почти ничего не видел из-за застилающей его зрение красной пелены. Он точно не знал, откуда она взялась – от ярости или от того, что на лбу у него была рана и на глаза стекала кровь.

– Иди сюда, – кричал ему Рома. Его кузен прятался за автомобилем с пистолетом в руке, а сам Венедикт стоял за фонарным столбом, представлявшим собой плохую защиту. Впереди Алые вели перестрелку с остальными Белыми цветами, и, похоже, преимущество было не на стороне Белых цветов. К Алым прибывали все новые, несмотря на то, что здесь была территория Белых цветов. Видимо, кто-то из Алых собрал людей еще тогда, когда все только начиналось. А Белым цветам не повезло.

– Какой смысл прятаться? – спросил Венедикт. И, стоя за своим укрытием, выстрелил. Пуля попала Алому в ногу.

– Я прошу тебя не прятаться. – Рома досадливо крякнул, затем вдруг выпрямился и выстрелил, после чего пригнулся опять. – Я прошу тебя подбежать сюда, чтобы мы оба могли уйти. Это становится похожим на бойню.

Красная пелена перед глазами Венедикта сменилась слепяще белой. На землю опустилась ночь, и вокруг них было бы темно, если бы не бушующее пламя, пожирающее дом и его обитателей.

– Мы не можем просто уйти, – рявкнул Венедикт.

– Ты же Монтеков, – зло бросил Рома. – Ты должен понимать, когда нужно уступить. Именно благодаря этому пониманию мы до сих пор живы.

Монтеков. Венедикт сморщился, будто съел какую-то гниль. Именно потому, что он носит фамилию Монтеков, он и очутился здесь – в гуще лютой кровной вражды, и рядом с ним есть только его кузен, а больше никого.

– Нет, – сказал он. – Я не дам деру. – И бросился бежать туда, где бушевала схватка.

– Веня! – закричал Рома ему вслед.

Рома подбежал к нему, прикрывая его своим телом, и они оба принялись быстро стрелять. Но улица превратилась в поле битвы. Хотя у них заканчивались патроны, гангстеры не боялись рукопашной, и прежде чем Венедикт успел закричать, чтобы предупредить своего кузена, на Рому набросился Алый с ножом в руке.

Рома выругался и едва сумел увернуться. Когда Алый бросился на него снова, из их схватки ничего уже было не разобрать в темноте, к тому же Венедикту надо было самому успевать отбиваться – сначала пуля, пролетевшая над самым ухом, затем клинок, полоснувший его предплечье, когда он бросился на землю.

Земля сотряслась – огонь добрался до газовой трубы, раздался оглушительный взрыв, и верхняя часть дома рухнула.

Венедикт, шатаясь, встал на ноги. Его мать погибла, став жертвой кровной вражды. Никто не сообщил ему, как именно это произошло, потому что тогда ему было всего пять лет, но он все равно постарался выяснить детали. Он знал, что после того, как ее убили – она оказалась случайной жертвой перестрелки, – ее тело сожгли прямо в переулке, так что от нее остался только пепел.

Возможно, так он и присоединится к ней. Алые убьют его и бросят его тело в бушующий огонь – прах к праху, пепел к пеплу.

У него перехватило дыхание. На этот раз прилетевшая пуля оцарапала его плечо, и руку обожгла боль. Но прежде, чем он успел снова вскинуть свой пистолет, на его голову обрушилось что-то твердое.

И все погрузилось в темноту.

* * *

Маршалл поморщился и подхватил Веню, не дав ему упасть. Затем быстро взвалил его на плечо, надеясь, что его не увидит никто из Алых, а если увидит, то решит, что Маршалл один из них, решивший по-своему разделаться с Белым цветком. Рома тоже где-то здесь, в этом хаосе, но он может позаботиться о себе сам. А если нет, то его наверняка прикроют другие. А вот Веню надо отсюда унести. Маршалл чувствовал себя виноватым из-за того, что так сильно ударил его по голове.

– Ты стал менее тяжелым, – заметил Маршалл, несмотря на то что Веня был без сознания и не мог слышать его. Разговаривая с другом, он в меньшей степени чувствовал себя похитителем – как будто Веня бежал рядом, а не лежал, перекинутый через его плечо. – Ты хоть как-то питаешься? Ты приобрел кое-какие странные привычки, Веня.

Где-то поблизости раздался крик. Маршалл замолчал и, сжав губы, спрятался за закрытым рестораном. Когда группа Алых пробежала мимо, он побежал дальше, молча молясь о том, чтобы они поскорее оказались на территории Белых цветов. Несколько минут – и он очутился перед знакомым многоквартирным домом и локтем толкнул входную дверь.

– Пожалуйста, скажи мне, что не начал запирать нашу дверь, – прошептал он. – Я ужасно разозлюсь, если ты начал запирать ее после моей смерти, хотя никогда не делал этого прежде…

Он толкнул дверь ладонью, и она легко открылась. Со вздохом облегчения Маршалл ввалился внутрь, на секунду задержавшись, чтобы понюхать воздух. Теперь в квартире пахло не так, как когда здесь жил он. Наверняка это потому, что теперь он тут не живет. В воздухе стоял запах пыли, рабочая поверхность в кухне выглядела так, будто ее не вытирали уже несколько недель. Жалюзи были перекошены, как будто их наполовину подняли давным-давно и забыли опустить, так что днем в квартиру едва проникал свет, а ночью они кое-как блокировали чернеющую за окном тьму.

Маршалл наконец добрался до комнаты Вени и осторожно уложил его на кровать. Теперь, когда они были в безопасности, на него навалилась усталость, и он нагнулся, упершись ладонями в колени и тяжело дыша. Он не шевелился, пока его сердце не перестало неистово колотиться, боясь, как бы этот громкий стук не разбудил