— Это хорошо, что ты у нас такой понятливый, — похвалил его Секачев. — А по понятиям, за свою сожженную машину и все, что в ней было, ты не со своей бабы должен спрашивать, а с того, кто эту машину сжег. Верно?

— Да, так будет по понятиям, — охотно согласился с ним Арсен. — Так, может, вы, гражданин начальник, еще подскажете, кому я могу предъяву кинуть?

— Отчего ж не подсказать? Это капитан Ладогин из Интерпола подрезал БМВ с твоей женой за рулем так, что она улетела в кювет, а потом специально бросил горящую сигарету в лужу с бензином, натекшую из поврежденного бака. И поскольку его не сегодня завтра уволят из органов, не без моей, конечно, помощи, можешь с этого Ладогина взыскать все по полной, а если откажется платить — поставь его на счетчик, как обычного лоха, — посоветовал Секачев и назвал Арсену домашний адрес Ильи.

— Благодарю за наводку, начальник! Я в долгу не останусь! — заверил Арсен.

— А куда ж ты, браток, теперь от меня денешься! — зловеще ухмыльнулся Секачев.

* * *

Инцидент с майором Секачевым закончился для капитана Ладогина тем, что ему пришлось положить свое служебное удостоверение на стол. Настя отнеслась к его увольнению из органов внутренних дел с пониманием. Она-то знала, что на службу в милицию Илья попал, в общем-то, случайно и в этой системе всегда чувствовал себя белой вороной. Единственное, что сейчас ее беспокоило, это чтобы Илья, получивший теперь полную свободу действий, опять не взялся за старое — ездить в горы.

Когда Илья стал отцом двоих сыновей, он пообещал Насте бросить альпинизм и до сегодняшнего дня свое обещание держал. Но вот теперь, когда у Ильи появилась куча свободного времени, он стал ходить в спортзал на скалолазные тренировки для ветеранов. Само по себе скалолазание на стендах — это еще не альпинизм, а скорее фитнес, где фанера с прикрученными на нее искусственными зацепками — просто тренажер для развития силы и координации. Но вскоре к Илье зачастили в гости его старые друзья-альпинисты и подбивали его ни много ни мало на зимнее восхождение на Ушбу — одну из самых опасных и коварных вершин в мире, и Насте это уже совсем не нравилось. Илья ведь раньше говорил ей, что всегда мечтал взойти на Ушбу, и плакат с этой горой и сейчас висит у них в зале на самом видном месте. При этом Илья так и не смог ей объяснить, что он забыл на этой двуглавой вершине.

* * *

Зачем люди ходят в горы? Этот извечный вопрос Илья не раз задавал и себе. Однозначного же ответа дать не мог.

Ведь что такое горы? Один неверный шаг, отчаянный вскрик «Держи!» — и ты камнем летишь вниз, и если страховка не сработала, все… из-за какого-то вылетевшего крюка или перебитой камнем веревки твой жизненный путь окончен.

Альпинисты это прекрасно понимают, но в горах человек оказывается один на один с природой, и спокойное величие сверкающих вершин притупляет врожденный страх смерти. Все воспринимается совсем не так, как в обыденной жизни, и это состояние какой-то космической свободы знакомо каждому альпинисту. Высокогорные восхождения для Ильи стали не просто увлекательным видом спорта, а образом жизни.

Вернувшись в 1986-м из афганской командировки, он, плюнув на свой диплом журналиста-международника, собрал бригаду маляров-высотников из своих друзей-альпинистов и на таких высотных работах, как покраска телевышки или заделка стыков панельных домов, мог заработать за день больше, чем инженер за месяц. Илья тогда достаточно зарабатывал в своей альпинистской бригаде, чтобы его семья ни в чем не нуждалась, и Настя могла не работать и полностью посвятить себя воспитанию детей. Когда старший сын чуть подрос, Илья стал брать его с собой на скалы. В альпинистские экспедиции он, как и обещал жене, больше не выезжал, а на теплые крымские скалы Настя и сама с ним с удовольствием ездила, и даже пролезла с верхней страховкой несколько простеньких маршрутов. Убедившись в том, что по сравнению с альпинизмом скалолазание — это совершенно безопасный вид спорта, Настя против частых выездов мужа в Крым не возражала, поскольку на семейном бюджете это не сказывалось. Илья зарабатывал в своей бригаде от ста до двухсот рублей в день, в то время как билет до Симферополя в плацкартном вагоне стоил всего десять рублей и рубль за постель, и он вполне мог себе позволить выезжать на крымские скалы чуть ли не каждые выходные.

Вольготная жизнь «свободного художника» закончилась для Ильи вместе с развалом Союза, когда настали такие времена, что денег перестало хватать даже на самое необходимое.

В девяностом третьем началась гиперинфляция, помножившая на ноль выплачиваемые с задержками зарплаты. И хотя Илья приносил в дом какие-то деньги, вырученные в основном от продажи знакомым альпинистам своего высокогорного снаряжения, несколько месяцев им пришлось жить на одну Настину зарплату (она шила на дому пуховки для альпинистов). Попытка же организовать свое дело с треском провалилась: ни у Ильи, ни у Насти не оказалось коммерческой жилки, а главное, у них не было необходимого стартового капитала. Закупив на последние деньги материал, Настя сшила несколько пуховок для реализации за валюту — «челноки» возили пуховки в Непал, где сдавали в комиссионные магазины по восемьдесят долларов за куртку, но спрос на пуховки в Непале вдруг резко упал, и Настя не окупила даже вложенные «в дело» затраты.

Сгорая со стыда, Илья два дня простоял в двадцатиградусный мороз на стихийном вещевом рынке, пытаясь продать пошитый женой из остатков материала детский комбинезон, но так ничего и не продал. На третий день к нему в качестве «группы поддержки» подключилась Настя, но и вдвоем у них торговля не пошла.

Когда у них в семье закончились последние деньги, Илья согласен уже был на любую работу (пополнить ряды лоточников на рынке он, правда, категорически отказывался), и день у него начинался с изучения газетных объявлений. На коротенькое объявление в газете «Харьковский курьер»: «Харьковскому информационному агентству требуются организаторы курсов» он обратил внимание только из-за того, что из этого объявления совершенно нельзя было понять, какие именно курсы нужно было организовывать. Заинтригованный, он позвонил по указанному в объявлении телефону. Ему ответил приятный женский голос, но на вопрос об этих курсах он ответа так и не получил, зато ему предложили пройти собеседование в их информационном агентстве. Илья согласился и в назначенное ему время приехал в это агентство, офис которого находился в самом центре города — в третьем подъезде Дворца Труда.

Собеседование с ним проводил лично директор информационного агентства — полный грандиозных планов сорокалетний кандидат физико-технических наук. Насколько понял Илья из разговора с ним, никакого отношения к журналистике и тем более к СМИ его информагентство не имело и занималось чем угодно, только не распространением информации, что несколько настораживало.

Под информационным агентством Илья представлял себе структуру типа АПН, которое после прихода к власти Ельцина в 1991 году было ликвидировано «как монстр холодной войны». Харьковское же информагентство больше походило на контору «Рога и копыта». Весь офис агентства был завален картонными ящиками с шоколадными конфетами. Как потом узнал Илья, директор агентства, прослышавший о том, что конфеты скоро очень подорожают, закупил их целый грузовик, потратив все деньги агентства. Информация о скором подорожании конфет оказалась «уткой», и предприниматели, которым директор информагентства рассчитывал сбагрить по новой цене эти гребаные конфеты, отказались брать их и оптом, и в розницу. В результате этой неудавшейся аферы сотрудники информагентства получали теперь зарплату этими самыми конфетами, от которых всех уже тошнило.