* * *

– Кто ты? – спрашивает Лев ее вечером, после того как она, схватив его за руку, уводит за собой в их спальню и садится сверху. Она хочет почувствовать его. Хочет почувствовать каждой клеточкой своего тела. Потому что он – бог. И она страстно целует его, потому что хочет ощутить бога на вкус.

Он снова спрашивает, кто она.

Би не знает, что ответить. Лев поясняет, что ему все нравится, просто женщина, встретившая его сегодня, не похожа на девушку, ожидавшую его каждый вечер до этого – ту, которая сидела на их постели, обнаженная, с рассыпавшимися по плечам волосами, смущенно поглаживающая ключицу и подрагивающая от предвкушения.

Би не может объяснить, что сейчас еще более напугана, чем раньше, когда была той самой девушкой. «Кем ты была?» – почему-то кажется более подходящим вопросом.

Руки Льва лежат рядом с ее бедрами, и Би пробегается по этим сильным рукам пальцами вверх и вниз. Ошеломительно, как сильно возбуждает одно лишь прикосновение кончиков пальцев к его коже. Лев смотрит на нее. Он не видит в ней изъяна. Стремительно, но осторожно он переворачивает Би на спину и поглаживает ладонями ее тело, ласкает грудь.

Она думает о Фостере. О тепле его кожи, о скользящих по шее губах, о податливости своего тела под ним во время сотрясающей мир грозы. Утро было прекрасным до того, как Лев заставил ее послушать запись с аттестации Фостера: в небесах яркой звездой горело солнце. Потом Фостер плакал, признаваясь в своей слабости, в своей любви к ней, в необходимости из-за этой любви уйти. Он жаждал познать ее так, как познал ее Лев, и ему слишком больно жить, мучаясь этой жаждой. Потеря Фостера была недопустима, как и любого другого члена Проекта после ухода Роба, поэтому Би спросила: если у него будет всего одна ночь, чтобы познать ее, он останется? Фостер ответил, что не сможет поступить так с ней, но в конце концов она добилась своего, поскольку Лев сказал им однажды:

«Даже сын божий не для того пришел, чтобы ему служили, а чтобы служить самому. Он отдал свою жизнь как выкуп за многих. Все, что вы сделали для одного из моих последователей, вы сделали для меня» [25].

Би думала об этом, отдаваясь Фостеру. Ее тело – как выкуп. И она сделала это для Льва.

* * *

Через несколько недель Би вызывается съездить в магазин за продуктами. В одиночестве. Она идет по проходам, заполняя тележку машинально, методично, отстраненно, плохо, забывая, что в списке, и вспоминая, что в нем, беря одно больше необходимого, а другое – меньше необходимого. Она нервничает у кассы, наблюдая за кассиршей, сканирующей и взвешивающей покупки, но когда та тянется за последним предметом, Би останавливает ее:

– Подождите, нет. Это нужно пробить отдельно.

Би оплачивает этот предмет не кредиткой Кейси, а своими наличными, и говорит, что чек ей не нужен. Загрузив фургон, едет в кофейню в двух улицах от магазина. Заказывает горячий шоколад и, пока тот готовят, идет в туалет с тем самым оплаченным отдельно предметом.

Она знает результат.

Знает его до того, как сделает тест, до того, как светло-розовая полоска окончательно и бесповоротно привязывает ее якорем к настоящему, со всеми принятыми ею решениями, которые привели к этому моменту. Би прижимает одну ладонь к животу, другую – к сердцу.

Ей интересно, чей он.

По дороге домой начинается дождь. Почти приехав, я вдруг осознаю, что не хочу в свою квартиру – ее тишина и пустота станут кульминацией всего, через что я сегодня прошла. На улицах по обыкновению царит деловая суета, и я брожу по ним, пытаясь проникнуться ею. Не получается. Когда прохожу мимо офиса «СВО», замечаю горящий в нем свет и решаю зайти за обещанными извинениями. Если мне сейчас что и нужно, так это услышать чьи-либо слова сожаления.

Я перехожу дорогу и, дрожа от холода, направляюсь к офису по оставленным ливнем лужам. Замираю на нашем этаже у входной двери и смотрю через окно в офис. Пола не видно.

Неслышно просачиваюсь внутрь, на цыпочках пересекаю комнату. На полпути к своему столу слышу журчание голосов из-за открытой двери кабинета Пола и только теперь осознаю, что, возможно, он сейчас занят своим секретным делом. Однако если бы он не хотел, чтобы ему помешали, то отправил бы всем сообщение. Я огибаю свой стол – и остатки моего мира разлетаются вдребезги.

Пол и Лорен. Лорен, вжатая в стену. Пол, вжатый в Лорен. Она обнимает его, просунув руки под болтающуюся рубашку и впиваясь пальцами в его спину, обвив его одной ногой и закрыв глаза, пока он двигается в ней. Они трахаются. А напротив них река и снова зарядивший дождь.

Увиденное напрочь лишает меня той гордости, которую я чувствовала, работая здесь. Какой же дурой я была, считая, что моя решимость стать реальной в этом мире благодаря раскрытию о нем правды сильнее отрицания Пола. Не знаю даже, чувствовать облегчение или унижение от того, что он во мне видел только свою помощницу. Рука сама собой поднимается к шраму.

Я делаю неловкий шаг назад, и распахнувшиеся глаза Лорен встречаются с моими.

– О черт! – восклицает она и пытается высвободиться из рук нашего босса.

И когда Пол неуклюже отстраняется, явно поняв, что его застукали, но еще не поняв, кто именно, я отворачиваюсь. Иду к своему столу и начинаю открывать ящики. У меня тут мало вещей, но я хватаю все, что не хочу здесь оставлять, поскольку не вернусь сюда больше. Я уверена в этом больше, чем в чем-либо за последнее время.

– Денэм, – зовет Пол, пока я закидываю вещи в сумку. От его голоса все внутри переворачивается. Не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. – Денэм, это не…

Я захлопываю ящик. Меня трясет от ярости.

– Боже, Денэм, посмотри на меня, пожалуйста…

Смотрю на него, и он смотрит в ответ. Рубашка болтается, ремень расстегнут, но хоть штаны застегнул. На заднем фоне пятном маячит Лорен.

«Хочешь совет от бывшей помощницы?»

– Я ухожу, – сообщаю им.

– Ло, не надо, – просит Лорен.

Офис пронизан стыдом, но, похоже, больше моим, чем их. Мне ненавистно то, что я увидела их такими. Ненавистно то, что они видят меня такой. Не хочу их больше видеть. Никогда.

– Денэм, – говорит Пол мне в спину, когда я ухожу.

* * *

Дома сбрасываю обувь и куртку, оставляю их мокрой кучей на полу. Не включая свет, снимаю одежду и иду в ванную. Там в зеркале над раковиной изучаю свой силуэт. Закрытое тенями лицо со шрамом, очертания вымокших и спутанных волос. Если она не сестра, не дочь, не писатель, а всего лишь та, кто живет прошлым, то кто она? Что от нее осталось? Прижимаю обе ладони к зеркалу и жду, жду, жду, но она никогда не говорит мне, кто она такая.