Джереми взглянул на них, желая убедиться, что девушки все поняли. И до него дошло, что кульминацию анекдота они поймут едва дм.

– М-да, и когда жена спросила его: «Дорогой, что все это значит?» – муж отвечал: «Ну, если ты будешь Хрустальным дворцом, тогда я пенисным кортом в Хэмптон-Корте!»

И он разразился хохотом. Обе китаянки были немало озадачены.

– Ну как же? Корт ведь теннисный – сквозь смех проговорил он. – Понимаете, да? А Хэмптон-Корт – королевский дворец, очень известный». Она же – как Хрустальный дворец пойдет, ну, недотрога, да? А у него петька в мышеловке…

– Может, ты хотел сказать «Хэмпден»? – попыталась помочь ему Хетти. – Пойми, Джереми, дорогой, мы иностранки. Я не сомневаюсь, что это очень смешная шутка. Только она совершенно бесполезна с точки зрения того, б каком виде нам идти на вечеринку к Фрэнку.

Джереми в ответ обнял ее и поцеловал:

– Я люблю тебя, Хетти! Ты совершенно обворожительна! И сегодня совсем не бал-маскарад. Поэтому вы с Джуди пойдете как две очаровательные китаянки.

– Джереми! Да ты совсем с ума сошел! – вскричала Хэтти и в ответ поцеловала его не менее пылко.

Через час приехал мебельный фургон.

Вест-Энд был весь в огнях. Сад сиял электрическими гирляндами – их повесили на высоте колена вдоль всех дорожек. В раскидистых вишнях, словно домашние луны светились китайские фонарики. На длинной террасе в конце сада играли музыканты.

Тщательные приготовления себя оправдали. Приехали официанты в вечерних костюмах и белых галстуках. Специальная компания по уборке домов, «Оксфордские поденщики», с самого утра убрала весь дом сверху донизу, смахнув малейшие пылинки, и все сияло чистотой и благополучием. Бингэму-«Тачке» накануне дали в помощники одного из Коутсов, чтобы они вовремя постригли газоны и цветочные клумбы. Наняли медсестру Энн, чтобы она присмотрела за Фредом, – на тот случай, если нашествие толпы гостей его перепугает.

Вечер выдался теплый, и гости бродили между садом и домом в поисках старых и новых друзей, недолго беседовали, смеялись, притворялись, делая вид, что они куда более важные особы, чем в своей небогатой событиями повседневности.

Фрэнк оделся буднично: темно-синяя спортивная рубашка и белые брюки. Впрочем, как и Мария: на ней была шифоновая блузка с цветочным узором и белые хлопчатобумажные брюки-клеш, которые подчеркивали ее изящные ягодицы. Взявшись за руки, Фрэнк и Мария переходили от одной группы гостей к другой – а тут были и деревенские, и оксфордские профессора и преподаватели с супругами. Трио играло легкую музыку: сейчас – попурри из «Орфея в аду» Оффенбаха.

Мария остановилась поговорить со своими поклонниками – все как один из Вулфсон-колледжа: тут и поэт Джон Уэстол, и Сидней Бэррэклоу, и Родни Уильямс у последнего, единственного здесь, в руках не было коктейля. Зато он мог стоять, заложив руки за спину.

Джон взялся распинаться в любви к Италии. И поспешил спросить у Марии, куда бы ему повезти жену на каникулы.

– У меня есть один знакомый, – сказала Мария, – он управляющий в гостинице к югу от Неаполя, на побережье. Отель «Кастеллабате». Я и владельца неплохо знаю. Его зовут Винченцо Мандольфи. Славный старомодный отель. Я туда сама приезжаю, когда охота вырваться на день-другой, отдохнуть от суеты. В этом отеле, кстати, когда-то останавливалась моя мама с одним из любовников, но я не позволяю этому обстоятельству испортить мне отдых…

Мужчины рассмеялись. Она одарила их улыбкой и продолжала:

– В «Кастеллабате» невероятно красиво! Расположен отель удачно: со всех сторон крутые обрывы, и море чудесное, глубокое, там прекрасное купание. Я туда ездила, когда шла на поправку после рака груди.

Мужчины проявили интерес к этой теме, но Мария не стала распространяться.

Появились Стивен с Пенелопой, и хозяева сразу подвели их к столику с устрицами и тарталетками. Официант наполнил шампанским их бокалы. Неподалеку в Голубой гостиной Джереми и Руперт чинно танцевали с Хетти и Джуди. Гости прибывали – в основном соседи с Коутс-роуд.

Генри появился с запозданием; он сопровождал Валентина Леппарда, который уютно устроился в инвалидной коляске с электрическим мотором. Фрэнк вышел к ним, чтобы приветствовать знатного гостя.

– Сожалею, профессор, что вам приходится передвигаться в инвалидной коляске, – сказал он, поздоровавшись.

– Не извольте беспокоиться, – отвечал тот. – И не суетитесь. В ней удобно. Кроме того, когда я в коляске, люди реже со мной заговаривают. Терпеть не могут наклоняться, чтобы разговаривать. Прямо как вы.

– Нет-нет, – улыбнулся Фрэнк. – Мне совсем не трудно.

– Ну, тут не о чем и спорить. Я вообще-то решил зайти к вам посмотреть на ваши розы «Кифтсгейт» – я так понимаю, они только что зацвели.

– Верно, сейчас покажу.

– Только не надо меня никому представлять. Я терпеть не могу пустопорожние светские разговоры. Я, знаете, считаю Англию спокойным, тихим захолустьем. А то по телевизору или по радио в новостях как услышишь, что творится в каком-нибудь Бангладеше – там, похоже, все население без конца орет. Мы-то, англичане, так себя не ведем?

– Конечно нет. А вы с Генри не желаете вина?

Валентин сделал вид, что не расслышал, и двинулся потихоньку вперед в своей коляске, громко заметив Фрэнку:

– Кстати, Фрэнсис, эта ваша новая итальянская дамочка, она ведь довольно надменная особа, разве нет?

Как раз в этом самое время довольно надменная итальянская особа разговаривала с Хетти Чжоу в Голубой гостиной.

– Меня здесь, в Хэмпден-Феррерс, приняли очень радушно, – сказала Хетти. – Очень мило с их стороны, вот и спасибо.

– Ну, я сама всего лишь гость, – отвечала Мария. – Но вы правы: здесь почти все очень симпатичные.

Хетти вдруг расплылась в обезоруживающей улыбке:

– А вы, говорят, влюбились в историка, Фрэнсиса Мартинсона. Это правда или так, одни слухи?

Марию несколько ошеломила такая прямота, и она ответила, что просто решила остановиться у него на несколько дней.

– Мой вопрос, наверно, слишком прямолинеен, – тут же сказала Хетти. – Пожалуйста, извините меня а знаете ли, сама вот совершенно неразумно влюбилась вот в этого жуткого Джереми…

И она стиснула локоть Джереми.

– Ой, поосторожней! – сказал Джереми. – Не забудь, меня весь день продержали в полицейском участке. Но я потом принимал душ.

Хетти поцеловала его в щеку, повернулась к Марии в напрямик спросила, влюблена ли та.

– Мисс Чжоу, только вам признаюсь, поскольку между нами, женщинами, не должно быть недомолвок… А вы, Джереми, отвернитесь и не слушайте. Да, я влюблена во Фрэнка. Уже давно, много лет. Но у меня, к сожалению, есть муж…

Хетти разве что плечиком не дернула. Широко улыбнулась: