Ехать пришлось через лес, по колдобинам и оврагам, по размытым и глубоким колеям.

Граф и Ланочка, оба худые, доехали до Мурома в буквальном смысле слова потрясенные.

Но билетов на Москву в кассе не было, поезд пришел, однако же все проводницы стояли в дверях как вратари, готовые не пропустить гол.

Ланочка напрасно кричала им снизу, что это инвалид войны, пыталась найти бригадира поезда, но все напрасно.

Одна только проводница отвлеклась, стояла в профиль, глядя в коридор, с кем-то там хохотала, и Ланочка живо подсадила Графа с костылем на нижнюю ступеньку, он прыгнул еще выше, потом взгромоздился на площадку, а Ланочка, брякнув сумку на пол, встала за ним вплотную, держась за поручни.

Как стена.

— Куда! — вызверилась проводница, поворачиваясь и тесня могучим корпусом старика. — Нельзя! Нет мест, сказано!

— Это инвалид войны, — закричала Ланочка, — я тебя под суд отдам, уволю! Ты враг народа! Я корреспондент, журналист! Он едет в Кремль, выступать! С ума сошла, идиотка, толкать героя! У него с сердцем плохо! Немедленно бригадира сюда!

А поезд уже тронулся. Проводница, матерясь, еще некоторое время стояла горой в проходе, но потом пропустила Графа и Лану в коридор, с грохотом убрала ступеньки, закрыла наружную вагонную дверь, заперла ее, плюнула с досады и ушла к себе.

Ланочка открыла дверь в первое купе. Оно было совершенно пустое.

Она посадила Графа у окна и из любопытства прогулялась по вагону. Ни единого человека.

Поезд в Москву шел без пассажиров.

Но билеты на него в Муроме не продавались.

Лана пошла скандалить к проводнице, хотела купить билеты, требовала вызвать бригадира.

Грозилась в Москве написать жалобу в министерство, и вас всех тут поснимают.

У толстой проводницы в купе сидела еще одна толстая проводница, которая явно сочувствовала Ланочке, кивала, моргала и в ответ на крик Ланы, кто тут за все ответственный и на кого писать жалобу в министерство, показывала большим пальцем на хозяйку.

В ответ присмиревшая тетка принесла им с Графом по стакану чая с сахаром, парочку сушек и даже таблетки на блюдечке:

— Вам от сердца, помогает.

И быстро ушла.

Граф посмотрел на таблетки и сказал:

— Это клофелин. Валит часов на семь.

Ланочка, знающая все страшные истории города Москвы, возразила:

— Это если примешь с алкоголем.

Слава Богу, больше к ним никто не приставал, Ланочка все-таки везла героя войны в Москву, в Кремль, но почему поезда ходят пустые, она так и не выяснила.

Может быть, это был повсеместный, на всю страну, заговор проводников, никого не принимать на станциях, с пассажирами одни хлопоты, грязь и пьянство, туалет закрываем один, но второй-то все равно убирать за ними, а доходов никаких.

Одна зарплата, которая не будет у тебя ни больше ни меньше, полный вагон везешь или пустой.

Или же кто-то снял целый поезд на свое мероприятие, мало ли, юбилей или свадьба дочери.

Странные времена настали в стране, ничего никто никому так и не объяснил, что происходит.

Ланочка привезла свое сокровище в Москву, они доковыляли до огромной очереди на такси, но и тут с криком «Пропустите инвалида войны» Лана провела его мимо длинного хвоста ожидающих пассажиров (Граф на одном костыле буквально скакал, иначе не получалось) — и поставила впереди разношерстной колонны.

Дело в том, что когда Граф громоздился на ступеньки вагона, а Ланочка его снизу подпихивала, она сквозь его тощий бок наткнулась на какие-то острые железяки в правом кармане.

И перед Москвой заставила Графа накрутить эти ордена на его поредевший на локтях и в районе обшлагов сероватый пиджак.

Про лацканы и говорить было нечего, они давно пребывали в скрученном состоянии.

Люди не вякнули ни полслова.

Нищий герой, да на одном костылике, вызвал у очереди единение, солидарность и благодушие (в отличие от тех беременных девок и мамаш с семью детьми, которые составляли постоянный авангард и источник раздражения очереди с требованием «через одного!»).

(Таксопарки в те годы позакрывались, а частный извоз на площадь Трех вокзалов не совался, менты караулили и драли с водил по-черному, якобы штрафы. Да и тот убитый и с довольно вонючими салонами транспорт, который сновал по улицам Москвы под управлением мигрантов, останавливаясь на поднятую руку, так ошарашивал клиентуру, что она махала той же рукой, показывая «мимо!» — таковой транспорт вскоре был заменен «Жигулями» почище, а лучше всего шли «Тойоты».)

А на вокзале, куда приехали Ланочка с Графом, эти передние очередницы, многодетные и беременные, тоже, правда, промолчали, когда появилось долгожданное такси и Ланочка, не глядя ни на кого, но извинившись, усадила своего подопечного на заднее сиденье.

Кстати, кроме орденов, Граф сохранил еще и паспорт, неработающую зажигалку в виде пистолета и ключи от квартиры.

Которые ему оказались ни к чему: Граф с Ланочкой приехали, поднялись, но ключи не сработали, дверь в жилое помещение не открылась. Была как забетонирована.

Даже не тряслась при дергании за ручку.

Хотя внутри происходило какое-то шевеление и кто-то тяжело прошел мимо стоящих по другую сторону дверей Ланочки и Графа.

Лана повела своего героя в милицию, узнавши адрес у бабушек на лавочке (Граф сказал «Народный контроль в действии»), посадила его там в коридоре на стул, написала заявление (Граф подмахнул), положила бумагу на стол дежурному, заставила его зарегистрировать этот важный документ, затем поднялась к начальнику отделения, майору Клопову (это имя значилось на двери).

Секретарши почему-то не было, и Ланочка ворвалась в кабинет с криком: «Героя войны, инвалида, в его собственную квартиру не пускают какие-то (тут Лана помедлила) иногородние пенсионерки! Лимита! Заняли жилплощадь! Кричат, что он на них женился! А прописки у них нет!»

Лана специально выбрала такой невероятный сюжет, чтобы Клопов понял — там не с кем воевать, пенсионерки народ хоть и скандальный, но против милиции не пойдут. И как это — женат на пенсионерках?

Многоженство?

Граф сидел на первом этаже и тихо матерился, позванивая орденами.

Ему хотелось курить, и он поскакал на своем костыле к дежурному. Тот выдал ему хорошую сигарету, с уважением поднес огонька, и Граф наконец, после месяцев воздержания, закурил.

А этажом выше майор Клопов, который был недоволен таким внедрением к нему этой старушки (секретарша, видимо, выскочила на момент, за ней это водилось, человек есть человек), этот майор смотрел то в окно, то на экранчик своего пейджера, зевал, барабанил пальцами по столу, но наконец понял, что проиграл, и тогда обозлился и велел вызвать участкового, который отвечал за тот дом (Лане пришлось подождать полтора часа около секретарши, с которой она мигом подружилась).