Мне хочется плакать, и я, ей-богу! заплакал бы, если б смог.

Из-под обувной коробки вылезает громадная крыса, косолапо приближается, игнорируя мое физическое превосходство, и засовывает свой чуткий нос в обертку, которую я только что бросил перед собой. Пропитанная мясным жиром бумажка, несомненно, драгоценное лакомство для любого серого хвостатого ублюдка, однако эта разожравшаяся тварь, видимо, не привыкла к простой пище, ей подавай деликатесы, она обиженно отворачивается от угощения, поднимает рыльце и укоризненно смотрит на меня большими умными глазами, будто я перед ней здорово провинился.

Я не боюсь крыс. Я знаю, что человек значительно сильнее. Однажды в армии мне довелось всю ночь отражать атаки крысиных полчищ, которые хлынули из затопленного подвала в казарму, где я был один, поскольку рота убыла на маневры, а я дневалил. Несмотря на всю агрессивность этих тварей и их невероятную маневренность, я убил палкой не меньше десятка крупных особей.

— Чего зенки-то вылупила? — ожесточаюсь я. — Щас все брошу и последнюю шаурму тебе отдам! Поди купи свою, если бабки есть!

Я поворачиваюсь к крысе боком и откусываю нарочито большой ломоть.

Крыса пренебрегает моим заявлением и продолжает гипнотизировать меня, только теперь ее взгляд заметно теплеет, будто она уже не требует, а униженно просит с ней поделиться.

— Ну ты еще поскули или помяукай! — говорю я. — Конечно, я понимаю: семеро по лавкам, жизнь тяжелая, родственники не помогают… Но я-то тут при чем? Мы с тобой детей не крестили и в разведку вместе не ходили! Так что отвали, пока я добрый, дай мне пожрать спокойно!..

Это однажды в армии на политзанятиях полковник Куц попросил нас ответить в письменном виде на очень простой вопрос: с кем бы ты пошел в разведку? И почему? В помещении присутствовал и замполит майор Вере-меев. Ну, один солдат наивно написал, что без раздумий пошел бы в разведку вместе с Васей, объяснил: хороший друг, всегда в трудную минуту придет на помощь, другой рядовой выбрал Петю, третий — Васю и Петю одновременно. А я на полном серьезе изъявил желание идти в разведку вместе с полковником Куцем и майором Вере-меевым и самым искренним образом обосновал свой выбор, используя грамотный слог и точные эпитеты. Через четыре месяца я был уже младшим сержантом и командовал и первым солдатом, и вторым, и третьим, и прочими любителями ходить в разведку не с командным составом, а с друзьями, командовал также Васей и Петей…

Крыса не реагирует на мои просьбы. Она продолжает сидеть напротив меня и взглядом вымаливать подачку. Разве что хвостиком не машет. Смотрит она неотрывно, и из-за легкой желтизны ее глаз, придающей взгляду некую мистичность, мне становится немного не по себе, даже как-то страшновато. Кусок застревает у меня в горле.

— Чё у тебя глаза-то желтые? — вновь обращаюсь я к хвостатому попрошайке. — Ты, случайно, не желтухой болеешь? Нет? Все равно сходи на всякий случай проверься. Береженого Бог бережет!.. — Я гляжу на остаток шаурмы в своей руке и думаю о том, что для меня этот кусочек ничто — каким я был голодным, таким и останусь, а для этой крысы и ее ребятишек — пир на весь мир, три дня беззаботной обжираловки. — Ладно, на, доедай! — Я с легким сожалением бросаю лакомство крысе.

Она хватает его мощными челюстями и, не обращая на меня никакого внимания — ни спасибо, ни до свидания, — утаскивает под обувную коробку.

«Вот, ё, чудеса!» — думаю я, допивая пиво.

— Лучше бы мне отдали, чем крысам скармливать! И без того их здесь развелось пруд пруди!

Я оборачиваюсь. Передо мной грязная старуха, впрочем, неотталкивающей внешности.

— Хм, какая-то странная крыса, — удивляюсь я. — Такое ощущение, что все понимает. А глаза, как у человека!

— Эта? — кивает старуха в сторону обувной коробки. — Это же Манька, она ручная, ее здесь все знают… Бутылочку пустую не подарите?

И действительно, я уже допил свое пиво.

— Конечно, берите!

Не знаю почему, но бандиты больше не появлялись. Я ждал мести, боялся всего, что вызывало хотя бы малейшее подозрение. Я обзавелся оружием, передвигался по городу, будто находился на нелегальном положении. «Слава богу, что у меня нет семьи! — думал я. — Иначе мне было бы ох как непросто!» И действительно, я совершенно один, опасаться мне не за кого, а личный риск последнее время стал вызывать во мне даже некий азарт, без которого я уже и не мыслил своего существования. В те дни я, как угорелый, носился по Москве на мощной иномарке, презирая дорожные знаки, разметку и светофоры, ежемесячно менял офисы и арендуемые квартиры. Сталкиваясь по работе с различными криминальными структурами, я больше не шел против них «на ура», а очень ловко обводил их вокруг пальца, так, что у них не возникало ни малейшего желания вступать со мною в конфронтацию.

В то время в городе шла кровопролитная война, бандитские группировки сражались друг с другом за территории, за право «крышевать» ту или иную коммерческую структуру. Целыми днями бандиты катались по «стрелкам», которые нередко заканчивались жестокой потасовкой или перестрелкой, а вечером зализывали раны в своих «офисах», часто располагавшихся в подвальных помещениях спортивных сооружений, или заливали горечь утраты друзей водкой и коньяком в московских ресторанах, куда нормальным людям страшно было и заходить. Вопреки моим ожиданиям, криминальная обстановка в стране с каждым днем только накалялась, в бизнесе нельзя было и шагу ступить, чтобы не напороться на очередного «авторитета». Деловая этика в предпринимательской среде явно проигрывала сомнительной морали воровского сообщества. То было время «рас-пальцовки», «общака», жизни по «понятиям», а еще «синяков» — омерзительных уголовников со смысловыми наколкам и огромными золотыми крестами на груди. Они арендовали в центре Москвы целые деловые кварталы и разъезжали по городу на самых дорогих машинах в мире. Обычный язык человеческого общения до такой степени засорился бандитско-воровской накипью, что даже дети во дворе придумывали друг другу «погоняло-во» и «ставили» друг друга на «счетчик». Большинство моих товарищей, энергичных, умнейших предпринимателей, и сами не заметили, как их маленькие трудолюбивые компании перестали им принадлежать. Все результаты их беспросветной тяжелейшей деятельности хитроумно экспроприировалось в пользу той или иной бригады. А потом всплыло знакомое по итальянским фильмам слово «мафия»…

Прошло полгода с тех пор, как произошла стычка с бандитами в ресторане. Телефоном, который мне дал майор Еременко, я так и не воспользовался. Я еще надеялся на собственные силы. Вскоре, очень выгодно продав партию компьютеров, я так разбогател, что арендовал в высотном здании роскошный офис из нескольких этажей, нанял десятки новых сотрудников, стал давать баснословно дорогую телевизионную рекламу.

В один прекрасный день я увидел Олега. Того самого бандита. Он просто записался ко мне под лживым предлогом на прием и в назначенное время вошел в мой кабинет. Один. Он был в великолепном деловом костюме, но золота на нем было еще больше, чем прежде.