слов, но мало ли какой кульбит могла совершить детская память после такой встряски? Через неделю сын докладывает, что нынешние жильцы квартиры купили её не у Соседовых, но наводку на прежних владельцев дали. Прежних владельцев не с первого раза, но захватить в нынешнем их жилище удалось. Узнал, что купили квартиру у Соседова, который развёлся с женой. Было это лет шестнадцать назад. Куда выехали — неизвестно, но, кажется, бабка с первого этажа с Соседовой дружила. Бабка проела Стасику мозги и вымотала нервы воспоминаниями о днях былых, но поведала, что Соседова работала перед пенсией в процедурном кабинете в их поликлинике и очень уж хорошо колола внутривенные уколы. В поликлинике пришлось опросить всех пожилых сотрудниц, и нашлась одна, которая помнила, что жили мать с дочерью в общежитии бывшего стройтреста. А в общежитии наконец-то он узнал, что десять лет назад умерла приёмная мать Тони, а дочь продала комнату. И вот нынешний адрес этой Тони и фамилия её мужа. Вроде как они не расписаны. Стас помчался по этому адресу, но там обнаружил только пьяного мужика и злую бабку, которые его даже в дом не пустили, заявив, что такая здесь не живёт. Завтра пойдёт соседей опрашивать.

— А пойдём вместе, — предложила Вика.

У подъезда на скамейке сидело три старухи. Вика подсела к ним и спросила о Тоне. Дескать, была у неё такая родственница, с детства не виделись, не узнает даже, но очень хочется разыскать. А эта придомовая полиция нравов доложила, что, похоже, выставили Тоню эти злыдни, свекровь и муж, и мальца их не видать, стало быть, с сыном она ушла. А работает она в пятой горбольнице, где Вика после ограбления банка лежала. Медсестра она, как и мать.

Тоня оказалась симпатичной русоволосой женщиной. Такая среднестатистическая, без особых примет кроме синяка на подбородке и припухлости на щеке, явно недавнего происхождения. Услышав, что разговор у Вики к ней долгий, покачала головой: некогда, проблемы и дома, и на работе. Про работу Вика уже услышала, ругалась старшая медсестра, что некоторые мало что на работе ночуют, да ещё и с детьми.

— Дам я тебе временное пристанище, — решилась Вика. — у меня студия на Московском, я её пока не продала, будешь покупателям показывать. Поехали вещи твои забирать, ты ведь не планируешь к этим злыдням возвращаться?

— Не отдадут они вещи…

— А мы участкового с собой пригласим, — вмешался Стас.

— Ой, парень, дело ты говоришь, — вмешалась в разговор медсестра, сидящая в справочном окошке. — Стёпа, поможешь Тонечке вещи на квартиру перевезти?

— Решилась наконец-то? Помогу, конечно! Сейчас уазик у завгара попрошу, — откликнулся молодой мужчина в синей форме, любезничающий с этой медсестрой.

Это приключение Стасику точно понравилось. Участковый с большим неудовольствием всё же согласился с ними пойти, от подъезда ещё одна бабуля к ним присоединилась. Тоня отбирала вещи, Вика укладывала их в большие мешки, запасённые Степаном, Стас и Стёпа по очереди относили наполненные в машину, не оставляя женщин без мужского пригляда. В какой-то момент пьяный муж взмахнул рукой, но Стас резко толкнул приоткрытую дверь ванной, и кулак врезался в деревяшку. Дальше крик хозяина квартиры, причитания его мамаши. А участковый тихо выразил своё восхищение:

— Ну и реакция у тебя, парень! Ты спортом занимаешься?

— Я в позапрошлом году был чемпионом области среди юниоров в своём весе.

— Блин, как же я тебя сразу не узнал, ты же Станислав Черкасов! Ты тогда почти все бои досрочно выиграл!

Под конец Вика предложила ещё раз пройти по всей квартире и внимательно всё осмотреть. Даже если это потом не понадобится, лучше выкинуть, чем оставить здесь хоть жёванную бумажку.

— Точно, — подтвердил Стёпа. — Моя бабуля говорит, что если чего-то оставил, то рано или поздно ты сюда вернёшься, примета такая. А возвращаться к этим нелюдям, Тонечка, я бы никому не пожелал.

И Тоня попросила скинуть коробки с антресолей. Старая обувь, одежда, игрушки — разбираться некогда, но вдруг что-то ещё годится?

Участковый напоминает проверить, все ли документы забрала, а потом они гуськом покидают квартиру, и Стёпа, возглавляющий колонну, издевательски напевает:

— А там было свидетельство о браке

А там было свидетельство о браке,

А там было свидетельство,

А там было свидетельство,

А там было свидетельство о браке!

И Стас подхватывает:

— Теперь они не муж и не жена,

Теперь они не муж и не жена,

Теперь они не муж,

Теперь они не муж,

Теперь они не муж и не жена!

А бабка-добровольная понятая, оставаясь на площадке, крестит воздух им вслед и приговаривает:

— Правду баишь, не муж он, а ирод, не возвращайся, Тонечка!

А дальше не всё так радужно. То, что Тоня приёмная, родители никогда не скрывали. Если в случае Наташи Ноговицыной её несомненная похожесть на бабушку сразу позволила не сомневаться в родстве, то среднестатистическая внешность Тони даёт повод предполагать родство едва ли не с каждым двадцатым жителем России, но категорически утверждать здесь что-то невозможно. И отсутствие родственников не даёт возможности сделать генетическую экспертизу, как сделали это, сравнивая материалы деда и внучки. Одно можно смело утверждать: с приёмными родителями Тоне в любом случае повезло, кем бы ни были её настоящие родители — супруги Дейна или кто-то из служащих клуба, погибших в огне. Несмотря на тяжёлое время, её водили к психологу, учили заново говорить, хвалили, ласкали, пичкали витаминами, вывозили на лето в деревню. К сожалению, в первые годы жизни семье Соседовых было не до фотографирования, так что первая её фотография — «первый раз в первый класс». Ну, есть что-то общее с девочкой из логопедического детского садика, но, вроде бы, овал лица не тот… или тот? Тупик.

Уже перед отъездом в Санкт-Петербург Вика уговорила Тоню сходить к приёмному отцу. Тоня через силу согласилась, они с её юности не виделись, так дочь обиделась за мать. Но встреча оказалась неожиданно трогательной, они обнялись и заплакали. Вторую жену отца, хмуро наблюдающую за ними, Тоня спросила, утирая слёзы:

— Вы что, испугались, что я насовсем к вам?

— А кто знает, что ты задумала?

— Я последние шесть лет в ненависти жила, вот, люди добрые меня оттуда вытащили. Зачем же я под вашу ненависть добровольно приду? И мамины слёзы я ни ему, ни вам не прощу. Но я двенадцать лет с папой жила, и тогда был столько хорошего, что я об этом забыть не имею права.

Помнил отец, к сожалению, довольно мало. Это женщинам свойственно запоминать всякие мелочи. Но важные детали он помнил. Во-первых, Тоне