Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я могу снять метку, — выдал Денеб.
— Не ты один, — запротестовал я, подходя к ним ближе. — Адочка не хочет обнять и меня на прощанье?
— Льётольв! — она так строго посмотрела на меня, но я улыбнулся, и Ада чуть оттаяла, обняла меня, тепло и нежно, очень нерешительно и осторожно. Надо было сказать ей что-то, может прижать чуть крепче, да решиться никак не получалось. Когда нам всем стало чуть легче, во мне вдруг проснулась некоторая робость. Говорить и думать проще, чем делать.
— Шиповник — мой любимый цветок, между прочим. И это, — Ада задрала рукав пальто, обнажая руку, — моя любимая татуировка.
С этими словами она покинула нас, видимо решившись на поездку в Будапешт, о которой мы говорили часом ранее. Ни я, ни Ден не отправились за ней следом, как и договаривались. Ада приняла решение, не окончательное, но очень нужное для неё.
Уговор
— Как думаешь, она вернётся? — тихо спросил Ден.
— Думаю да, только не скоро. Дай ей время.
— Я больше переживаю за безопасность. В Будапеште она будет совершенно одна, мало ли… — он вернулся к перилам и посмотрел на сереющий город.
— Сёртун под охраной, в Будапеште часто бывает Саша. Присмотрит, если что.
— Ты так спокойно говоришь, будто бы тебе всё равно, — вдруг возмутился Ден.
— Я просто стараюсь не паниковать, в отличие от некоторых.
— Льё… Нам нужно поговорить.
— Успеется…
— Нет уж. Давай сейчас, — настаивал Денеб, и я вынужден был согласиться. Всё равно этого и многих других разговоров не избежать. Достав мундштук и сигареты, привычным движением я закурил, выпуская густой ароматный дым в тяжелый влажный воздух.
— Говори, — тихо пробормотал после некоторой паузы.
— Что ты чувствуешь по отношению к птичке?
— Ничего особенного…
— Не ври мне, а… Экзистенциалистом ещё называешься.
— Не знаю я!
— Как ты не поймешь, Льё, от нас с тобой зависит в первую очередь будущее Ады. И если мы не поговорим на чистоту, то кто знает, чем всё обернётся… — Денеб строго глянул на меня и сверкнул глазами. Вот же сущность!
— Боюсь, правда тебе не понравится… — начал я, а он так и не отвел взгляд. Ладно… — Впервые я её увидел тогда, когда спас от влияния… Она потеряла крыло в той битве. Все знают. Увидел и не смог забыть. Её образ поселился и в голове, и в сердце. Это Адочку я рисовал на тех холстах, которые постоянно жёг…
— Почему ты мне сразу не сказал? — Ден выглядел обескураженным и крайне удивленным. Странно, что не догадался раньше — всё же он слишком мне доверял.
— Стыдно было признаться. Это ведь слабость.
— Ты неисправимый дурак, Льё…
— Наверное. Знаешь, я ведь бредил ей… Как есть бредил, и сейчас…
— Любишь её? — глухо спросил он, наконец-то отвернувшись к реке.
— Не знаю. Может быть и так это чувство называется. А может это просто одержимость. Но даже Майя не смогла перебить образ твоей птички…
— Майя… — печально хмыкнул Денеб. — Куда уж ей…
— Послушай, Ден, я не собираюсь с тобой соревноваться. Ада твоя. Между вами есть что-то такое, чего никогда не будет между нами…
— Если бы Ада была моей… Я не слепой вообще-то. Ты ей интересен. Просто как мужчина. Со мной она резонирует не только как женщина, вернее в меньшей степени, как женщина, у нас совершенно иная связь. И я совершенно не уверен, что именно это ей и нужно.
— Только она может знать, чего хочет. И кто из нас больше ей подходит. Ада не просто женщина… Феникс тоже своего рода диагноз… — только и мог я сказать. Хотелось бы мне, чтобы слова Денеба оказались правдой лишь отчасти.
— Дай слово, что не станешь её искажать, — потребовал Денеб вполне миролюбиво.
— Я и не искажал. Один единственный раз тогда в голову заглянул и всё, — пожал плечами я. Уверенности в том, что Ден поверит мне, не было никакой.
— Как думаешь, Сёртуна казнят? — вдруг спросил он.
— Надеюсь. За такие преступления должны.
— Представь, как лапушка жила всё это время… Такая бессмысленная жестокость. И за что? — Ден сокрушенно покачал головой.
— За силу… Все беды от этого. Вспомни хотя бы всё то, что с нами случилось. Всех тех, кого мы умудрились потерять… — мне стало жутко горько и я ещё больше испугался за Аду. Не стоило отпускать её одну, снова. — Такое чувство, что всё это не конец.
— Вот и мне так кажется, — поддакнул Ден, направляясь к выходу со смотровой площадки.
— Постой! — я догнал его и уцепился за рукав. — А ты? Что ты чувствуешь к Адочке?
— Много всего, Льё. И очень сильно не советую тебе пытаться меня понять.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы наши с тобой чувства пересекались. Ясно? Хочу свои собственные, не твои. А птичка пусть сама выберет между нами. Только пусть всё будет честно. Понял? — он вдруг схватил меня за ворот пальто и внимательно посмотрел в глаза, без злобы, без просьбы, а только с твёрдой уверенностью в моей честности и искренности, ведь мы всё же друзья. Экзистенциалист и его сущность.
Я не знал, куда пошёл Ден, наверное, домой, мне же никуда не хотелось. Весь город сейчас принадлежал истинному экзистенциалисту Льётольву, весь этот странный буфер. И я гулял до поздней ночи, вернее просто бродил, не разбирая дороги, поворачивал там, где чувствовал необходимость повернуть, возвращался обратно, покупал кофе с собой, и снова шёл.
Страх внутренней пустоты гнал вперёд по мрачным серым улицам, навевая тоску и меланхолию. Пожалуй, мне вспомнилось всё то, мыслей о чем я старался избегать всю свою жизнь. Боль утраты, радость дружбы, усталость от работы, расставание с родителями, осознанное одиночество…
Любой человек хочет быть любимым, я же больше желал любить. И не всех подряд, а одну единственную. Аду.
“Что ж, — сказал я себе, снова неведомыми путями вернувшись к Москва-реке, и остановившись у самой кромки воды, — я подожду. И попробую быть с ней самим собой. Тем мужчиной, которого она захочет полюбить, которого она не может найти в Денебе. И тогда выбор будет честным”
С воды дул холодный весенний ветер, тягостно напоминавший о том, что зимы в ближайшие полгода не стоит и ждать. Дальше по курсу — прекрасная солнечная весна, тревожные запахи, многообещающие светлые утра и
