– Вы вроде как давно знакомы, – сказал Трясучка, переведя, наконец, взгляд с Монцы на Коску. – Старые друзья?

– Скорей, родственники. – Наемник взмахнул вилкой столь неистово, что только чудом не выколол никому глаз. – Мы сражались плечом к плечу, будучи благородными воинами Тысячи Мечей, самой знаменитой бригады наемников во всем Земном круге!

Монца нахмурилась. Воспоминания Коски о кровавом прошлом упорно возвращали ее к решениям, принятым когда-то, и свершенным в результате делам, которые хотелось бы навеки забыть.

– Мы прошли с боями всю Стирию вдоль и поперек, когда генералом был Сазин. Вот было времечко для наемников! Потом все стало как-то… сложнее.

Витари фыркнула.

– Хочешь сказать, опаснее?

– Один черт. Раньше люди были богаче, стены ниже, и раны заживали быстрее… А потом Сазин поимел стрелу в руку, потерял эту самую руку и умер. И меня выбрали капитан-генералом. – Коска потыкал вилкой мясо. – Хороня старого волка, я понял, что сражаться – слишком тяжелая работа. И захотел, подобно многим высокопоставленным людям, заниматься ею как можно реже. – Он одарил кривой ухмылкой Монцу. – Поэтому мы разделили бригаду пополам.

– Ты разделил ее пополам.

– Одну половину возглавил я, вторую – Монца со своим братом. После чего мы распустили слух о ссоре между нами. И начали наниматься на разные стороны при всяком разногласии, какое находилось – а найти их было нетрудно, – и… делали вид, что сражаемся.

– Делали вид? – пробормотал Трясучка.

Трясущиеся нож и вилка Коски с лязгом столкнулись над тарелкой.

– Мы неделями гонялись друг за другом, подчищая тем временем страну, устраивали изредка безобидные стычки и в конце каждого сезона становились богаче, не потеряв при этом ни одного человека. Гнильцой попахивает, конечно. Но так же выгодно, как война всерьез. Мы пару раз даже целое сражение изобразили, верно, Монца?

– Было дело.

– А потом она заключила договор с Орсо, великим герцогом Талина, и решила, что хватит с нее изображать. Решила, пора устроить настоящее сражение, с наточенными мечами и выпадами без промаха. Надумала взять верх, да, Монца? Позор на твою голову, ты ведь не сказала мне, что с притворством покончено. Я мог бы предупредить своих парней и спасти в тот день несколько жизней.

– Парней… – фыркнула она. – Признайся уже, что тебя никогда не волновала ничья жизнь, кроме собственной.

– Кое-кого я все-таки ценил выше. Правда, выгоды из этого никогда не извлекал, как и они сами. – Коска все сверлил налитыми кровью глазами лицо Монцы. – Кто из твоих людей пошел против тебя? Карпи Верный, да? Неверный, как оказалось?

– Был верным – лучше пожелать невозможно. Покуда не всадил в меня нож.

– И теперь, конечно, занимает кресло капитан-генерала?

– По слухам, втиснул-таки в него свою жирную задницу.

– Как ты – свою тощую… после меня. Но на то, чтобы он это сделал, должны были дать согласие кое-какие другие капитаны, не так ли? Милейшие парни… Эндиш, выродок. Сезария, жирная пиявка. Виктус, глумливый червяк. Они ведь оставались при тебе, эти прожорливые свиньи?

– Рыл из кормушки не вынимали. Но все трое предали меня, как тебя в свое время. Так что ничего нового ты мне сказать не можешь.

– Никто не бывает благодарен в конечном счете. Ни за победы, которые им приносишь. Ни за деньги, которые даешь. В какой-то миг ты им надоедаешь, и как только учуют что получше…

Терпение Монцы лопнуло. Командиру нельзя раскисать при подчиненных. Женщине-командиру – тем более.

– И как этакий знаток человеческой природы докатился до состояния одинокого нищего пропойцы, а, Коска? Не притворяйся, будто я не давала тебе шанса – тысячу раз. Ты профукал их, как все, что имел. И сейчас меня интересует один вопрос – этот ты тоже собираешься профукать? Сделаешь, о чем я прошу? Или останешься мне врагом?

Коска ответил ей печальной улыбкой.

– Для людей нашей профессии враги – предмет гордости. Если жизнь нас с тобой чему-то и научила, так это тому, что приглядывать нужно за друзьями. Мои поздравления повару.

Он бросил вилку в тарелку, встал и удалился из кухни почти по прямой линии.

Монца обвела взглядом угрюмые лица оставшихся за столом.

«Врагов своих не бойся, – писал Вертурио. – Бойся друзей».

По заброшенному складу гуляли сквозняки. Сквозь щели в ставнях внутрь пробивались тонкие лучи света, разрисовывая яркими полосками пыльные половицы, сваленные в углу пустые ящики, поверхность стола, стоявшего посреди комнаты. Трясучка рухнул на расшатанный стул рядом. В голень вдавилась рукоять ножа, который выдала ему Монца. Болезненно напомнив о том, для чего он нанят, о том, что жизнь становится еще опасней и страшней, чем дома, на Севере. И сам он не только не делается лучше, но, напротив, даже опускается. С каждым днем все ниже.

Так какого же дьявола он здесь торчит? Потому, что хочет Монцу?.. Это так, вынужден был признать Трясучка, и то, что после Вестпорта она держится с ним холодно, только усиливает его тягу. Потому, что ему нужны деньги? И это так. На деньги можно чертовски много всего купить. Потому, что ему нужна работа? Да. Потому, что он в этой работе силен? Да.

Потому, что работа его радует?..

Трясучка нахмурился. Некоторые люди не созданы для того, чтобы делать добро. Может, и он из таких?.. Уверенности в том, что бытие хорошим человеком стоит приложенных усилий, оставалось с каждым днем все меньше.

От этих мыслей его отвлекла хлопнувшая дверь. Из комнат наверху, где устроены были спальни, спустился по скрипучей деревянной лестнице Коска, почесывая красную сыпь на шее.

– Доброе утро.

Старый наемник зевнул.

– И вправду утро… Уж и не помню, когда видел его в последний раз. Красивая рубашка.

Трясучка поддернул рукава. Черный шелк, блестящие костяные пуговицы, богатая вышивка на манжетах. Сам он выбрал бы что попроще, конечно, но Монце понравилась именно эта рубашка.

– Не замечал.

– Когда-то и я любил красиво одеться. – Коска уселся на другой расшатанный стул, рядом с Трясучкой. – Брат Монцы тоже, между прочим… помнится, была у него рубашка, точь-в-точь такая.

На что пытается намекнуть старый ублюдок, Трясучка не понял. Но понял со всей уверенностью, что вряд ли ему доставит удовольствие это слышать.

– Да?

– Она, конечно, много рассказывала о брате? – Коска улыбнулся как-то странно, словно ему известно было что-то, чего Трясучка не знал.

– Говорила, он умер.

– Понятно.

– Еще говорила, что горюет по нему.

– Уж в этом не сомневайся.