Она готовилась пойти на День здоровья. В школе «Блэквуд» это было заметное событие: женам учителей полагалось в нем участвовать. Дерек выделил ей деньги на новую шляпку и предупредил:

— Учти: ты должна прилично выглядеть.

Она пошла в местный магазин детской и женской одежды, который назывался «Модный дом» (что было далеко от истины). Здесь она покупала чулки и нижнее белье. Новых платьев у нее не было со дня свадьбы. Урсула не настолько заботилась о собственной внешности, чтобы клянчить у Дерека деньги.

Это был безликий магазин в ряду таких же безликих заведений: парикмахерская, рыбный магазин, зеленная лавка, почтовое отделение. У нее не было ни сил, ни смелости (да и денег тоже), чтобы поехать в приличный лондонский универмаг (что сказал бы Дерек о таком безрассудстве?). Когда она работала в Лондоне, еще до водораздела, обозначенного замужеством, ноги сами частенько несли ее в «Селфриджес» или в «Питер Робинсон» — нынче далекие, как заморские страны.

Витрину загораживал от солнца желто-оранжевый щит из толстого целлофана, который сразу напомнил ей бутылку приторного лимонада «Люкозад» и внушил неприязнь ко всему, что находилось за стеклом.

Шляпка была не бог весть что, но Урсула подумала, что и такая сгодится. Она придирчиво рассмотрела свое отражение в огромном, от пола до потолка, зеркале-трюмо. В сравнении с зеркалом, висевшим у нее в ванной (в которое ей волей-неволей приходилось смотреться), этот триптих умножил все ее недостатки на три. Уже сама себя не узнаю, подумалось ей. Она пошла не той дорогой, открыла не ту дверь — и не видела выхода.

Вдруг, к своему ужасу, она издала вопль, жалобный вой безграничного отчаяния. Владелица магазина, выскочив из-за прилавка, бросилась к ней:

— Ну-ну, миленькая, не горюйте. Наверное, критические дни?

Она заставила Урсулу сесть и принесла ей чаю с печеньем; Урсула не знала, как ее благодарить за это простое участие.

До школы нужно было ехать одну остановку поездом, а дальше немного пройти пешком. Урсула влилась в поток родителей, устремившийся в ворота Блэквуда. Ей было интересно и немного страшно. Выйдя замуж менее чем полгода назад, она успела забыть, что такое толпа.

В этой школе она оказалась впервые и удивилась при виде казарменных кирпичных стен и пешеходных дорожек с узкими цветочными бордюрами: здесь ничто не напоминало ту старинную школу, где учились представители семейства Тодд. Ее младшие братья Тедди и Джимми поступили, вслед за Морисом, в ту же школу, которую окончил Хью: она занимала великолепное здание из серого известняка, ничуть не уступавшее оксфордским колледжам. («Зато внутри — гадюшник», — говорил тем не менее Тедди.) Территория той школы была необыкновенно привлекательна, и даже Сильви восхищалась обилием цветников. «Какие романтические уголки», — говорила она. В школе, где учительствовал Дерек, романтикой не пахло, а территория почти целиком была занята спортивными площадками. Учащиеся Блэквуда, если верить Дереку, не проявляли склонности к наукам; их загружали бесконечными матчами по крикету и регби. Опять же, в здоровом теле здоровый дух. А у Дерека — здоровый дух?

Расспрашивать его об отце и сестренке было слишком поздно: это грозило извержением вулкана Кракатау. Зачем выдумывать такие истории, недоумевала Урсула. Доктор Келлет, наверное, смог бы это объяснить.

В одном конце легкоатлетического поля стояли грубые деревянные столы с закусками для родителей и учителей. Чай, бутерброды, полоски черствого кекса с изюмом. Урсула, помедлив у титана с кипятком, попыталась найти глазами Дерека. Он предупреждал, что не сможет уделить ей особого внимания, потому что будет занят «организационными делами»; когда же она в конце концов его заметила, он нес под мышкой большие обручи, назначение которых осталось для Урсулы загадкой.

Все, кто собрался вокруг столов, были, по всей видимости, хорошо знакомы между собой, в особенности учительские жены, и Урсуле стало ясно, что в «Блэквуде» довольно часто устраиваются различные мероприятия, о которых Дерек никогда не упоминал.

Двое пожилых учителей в мантиях зависли, как летучие мыши, над чайным столом, и до ее слуха донеслась фамилия Олифант. Урсула незаметно сделала пару шажков в их сторону, словно была всецело поглощена бутербродом с крабовой пастой у себя на тарелке.

— Я слышал, у юного Олифанта снова неприятности.

— В самом деле?

— Мальчишку поколотил.

— Невелика беда. Я и сам их поколачиваю что ни день.

— Тут дело серьезное. Родители грозят в полицию на него заявить.

— Ну, не умеет он дисциплину поддерживать. Учитель из него никакой, если честно.

Нагрузив свои тарелки кексом, эти двое отошли в сторону, и Урсула засеменила следом.

— Да еще по уши в долгах.

— Учебник напишет — и озолотится.

Оба от души рассмеялись, будто услышали хороший анекдот.

— Говорят, сегодня его благоверная к нам пожаловала.

— Вот как? Надо поостеречься. Мне рассказывали, это весьма неуравновешенная особа.

Последняя реплика, очевидно, тоже была сродни анекдоту. От неожиданного выстрела стартового пистолета, возвестившего о начале соревнований по барьерному бегу, Урсула вздрогнула. Те двое ушли вперед. У нее пропало желание подслушивать.

Она вновь заметила Дерека, широким шагом направлявшегося к ней; теперь обручи сменились непослушной охапкой метательных копий. Он призвал себе в помощь двух учеников, и мальчики послушно двинулись к нему. Проходя мимо Урсулы, один из них издевательским тоном пропел: «Да, мистер Слон, бегу, мистер Слон».

С остервенением бросив копья на траву, Дерек распорядился:

— Отнесите их в сектор для метания, да поживей, шевелитесь. — Затем подошел к Урсуле и легонько чмокнул ее в щеку со словами: — Здравствуй, дорогая.

Урсула не удержалась от смеха. За долгие недели это была самая ласковая фраза, какую она от него услышала, причем рассчитанная даже не на нее, а на двух учительских жен, стоявших поодаль.

— Я сказал что-то смешное? — спросил он, с преувеличенным вниманием изучив ее лицо.

Урсула видела, что он закипает. В ответ она только помотала головой. У нее в любую минуту мог вырваться оглушительный вопль. Она подумала: это признак истеричности. Неуравновешенности.

— Мне поручено организовать соревнования по прыжкам в высоту, — хмуро известил ее Дерек. — Потом я присоединюсь к тебе.

Все так же мрачно хмурясь, он отошел, а Урсулу опять разобрал смех.

— Миссис Олифант? Вы ведь миссис Олифант, верно? — парочкой бросились к ней учительские жены, как львицы на раненую добычу.

Домой она тоже ехала в одиночестве: Дереку, по его словам, поручили контролировать самостоятельную работу учеников, и перекусить он собирался в школе. Приготовив себе скудный ужин из жареной сельди с холодным картофелем, Урсула вдруг представила бутылку доброго красного вина. Вообще говоря, одной бутылки было бы мало: ей хотелось напиться до умертвия. Урсула смахнула селедочные косточки в мусорное ведро. «Как царственно бы умереть сейчас, без боли стать в полночный час ничем». Все лучше, чем эта бредовая жизнь.