Выстрел! Куда именно угодила пуля, не понять, но то, что она нашла свою цель, не вызывает сомнения. Правая лапа, бугрящаяся мышцами, подломилась, и зверь припал на бок. Нет, Дмитрию не видны все детали, но он не сомневается, что эта пятнистая шкура именно бугрится от мышц под нею. Вид гура впечатляет даже в отдалении.

Хищник поднимается, оборачиваясь в сторону, откуда прозвучал необычный гром и пришла страшная обжигающая боль. Его товарищи по прайду отскакивают в сторону, пытаясь понять, что именно несет с собой этот странный и пугающий звук. Но вид человека их несколько успокаивает или… Не понять, одним словом. Но видно, что они опять полны решимости.

Может, все дело в том, что они опьянены кровью. Может, в том, что они охраняют свою добычу. А может – в нежелании попускать попытку попрания их доминирующего положения в степи. Как бы то ни было, хищники и не подумали обращаться в бегство, намереваясь самым решительным образом восстановить статус-кво.

Раненый зверь вновь издает рык, восстанавливает равновесие и, уже полностью обернувшись к человеку, стоящему в отдалении, припадает к земле, разевая свою страшную пасть, лопатки чуть выступают над спиной. Ну прямо огромный и матерый котяра. Вот только… очень страшный котяра.

Все это занимает совсем немного времени, которого хватает на то, чтобы успеть тщательно прицелиться. Стрельба из гладкоствольного ружья не так точна, как из нарезного. Дистанция для прицельного выстрела сейчас практически предельная.

Выстрел! Гур как-то сразу опал, застыв большим бугром. Он словно прилег отдохнуть, устроившись поудобнее и уронив морду на вытянутые лапы. Что там и как произошло, Дмитрию не понять. Неужели этому огромному зверю, ничуть не уступающему габаритами бархе, а пожалуй, даже превосходящему его, достаточно двух пуль? Бог весть. Сейчас не до этого.

Переломить ружье. Вставить патроны. Стволы на место. Приклад к плечу и одновременно подать предохранитель на боевой взвод. Расчет на то, что звери испугаются выстрела, не оправдался. За этот небольшой срок происходит ряд изменений. Проявлявшие до этого осторожность звери стали действовать гораздо решительнее.

Двое гуров продолжают атаковать людей, причем они просто вламываются в них, с легкостью отметая копья. Один удар лапой – и охотник, как-то уж слишком лихо мотнув головой, отлетает в сторону. Копье второго проходит вскользь по другому зверю, и тот, поднявшись на задние лапы, подминает под себя человека, полностью скрыв своим телом. Округа оглашается приглушенным, но от этого не менее ужасающим воплем терзаемого человека.

Третий гур несется прямо на Дмитрия. Несмотря на напряженность ситуации, Соловьев успевает отметить краем сознания, что этот зверь в скорости и подвижности уступает бархе. Но только не в силе. Неимоверная мощь чувствуется в каждом его движении, вызывая какие-то ассоциации, но разбираться, какие именно, некогда. Зверь буквально в двадцати шагах.

Два выстрела звучат один за другим, как-то уж слишком суетливо. Все вокруг словно замедлилось, и Дмитрий буквально видит, как по плечу гура пролегла полоса встопорщившейся шерсти. Пуля прошла по касательной, только слегка оцарапав зверя, но ничуть не причинив вреда. Вторая ударила за его спиной, выбив несколько небольших комков земли, вообще пройдя мимо.

Дмитрий еще успевает удивиться тому обстоятельству, что он промазал. Ведь раньше, при схватках с бархой, этого не было. Тогда каждый выстрел находил свою цель. Все же стрелять в бегущего на тебя зверя – это совсем не одно и то же, что и в изготовившегося к прыжку или уже прыгнувшего хищника.

Соловьев видел словно в замедленной съемке, как гур, подбежав к нему, прыгнул, расставив лапы, словно заправский борец, пытающийся схватить противника. Парень хотел увернуться, и ему казалось, что если хищник настолько неуклюж, то уйти от него не составит труда.

Но тут выяснилось, что он и сам не может ничего предпринять. Его тело будто оказалось погруженным в липкую, тягучую патоку, и он не в состоянии свободно двигаться. Разум уже отдал команду уклониться и пригнуться, чтобы избежать страшных лап. Мысленно он уже все это проделал. Но тело катастрофически опаздывало за всеми этими командами. Нет, он не был скован страхом, он двигался, но боже мой, как же медленно он это делал!

Звериный рык. Удар по голове. Впившийся в подбородок ремешок шлема. Перехваченное дыхание. Его буквально закручивает волчком. Еще удар. На этот раз в грудь. Это уже задние лапы пролетевшего мимо хищника. Воздух выбивает из легких, дыхание перехватывает. Ружье отлетает в сторону. Тело подбрасывает вверх, и ноги отрываются от земли. Мгновение – и он с ходу падает на четвереньки, не способный вдохнуть. Только что перед его взором был разъяренный зверь, потом хмурое небо – и вот его взгляд уже упирается в сочную зеленую траву, в которой видны его руки с растопыренными пальцами.

Дмитрий отчетливо слышит, как в его груди частыми и тяжелыми ударами ухает сердце. Как напрягаются стенки аорты под давлением крови, которая пульсирующими толчками бьет в голову. Наконец взор застилает мутно-розовая пелена. Он хочет вдохнуть воздух и не может этого сделать. Все. Это конец. Мысль, пронзившая сознание, ясная и отчетливая. Но главное, он думает об этом как о чем-то постороннем. Словно все это происходит не с ним, а с кем-то другим.

Гур понимает, что человеку удалось увернуться. Но он также понимает и то, что сбил его с ног. Сейчас нужно только развернуться и прикончить посмевшего встать на его пути. Еще не поднявшись до конца, он рвется к стоящему на четвереньках человеку. Меньше корпуса отделяет его от дерзнувшего напасть на гуров. Ему нужно сделать два стремительных шага и сомкнуть челюсти на теле жертвы.

Острая, пронзительная боль впивается в его левый бок. Инстинктивно зверь резко поворачивает голову и пытается ухватить огромную блоху. Но в следующее мгновение сразу два таких же укуса справа. Хищник опять оборачивается, изогнувшись всем телом. Новая боль, уже в шее. Ноги подламываются, из горла вырывается хрип, исторгая алую кровь. И снова укол, на этот раз в брюхо сбоку, и живот взрывается острой болью. Ноги сами собой подламываются, и зверь падает, так и не успев добраться до жертвы.

Бойцы не смогли оставить своего вождя, столь смело и безрассудно бросившегося на защиту их врагов. Они просто отстали от него, пребывая в нерешительности. Идти на помощь врагам не хотелось, но и оставить своего они тоже не могли. Гуры вызывали в их душах страх, враги – ненависть, а оружие придавало уверенность в своих силах.

Несмотря на стремительность происходящего, голову они не потеряли. Сказались длительные тренировки и бесконечно долгое время, проведенное в отработке действий в парах, в том числе и на стрельбище. Даже на охоте они никогда не стреляли одновременно, а только по очереди, сберегая выстрел на случай промаха товарища. Сбереженный болт мог дать победу или время для товарища, чтобы перезарядить арбалет и дать возможность послать еще одного вестника смерти. Это позволяло не ударить двумя болтами по одному и тому же врагу. Дим всегда говорил, что два болта в одном теле равносильны промаху.