К горлу подкатила тошнота — интересно, а меня может вырвать, если желудок совершенно пустой?

Повозившись и придвинувшись еще ближе, он что-то пробормотал, и тут я не выдержала:

— Не трогай меня!

Получилось сдавленно и сипло, но Кирилл тут же остановился, сжав мое плечо с такой силой, что я ахнула от боли.

Руки, связанные за спиной и онемевшие, не давали ни взбрыкнуть, ни ударить, но я попыталась увернуться и отпихнуть его, от чего получила новую порцию боли — показалось, что до самого нутра. Тихо постанывая, я заплакала — вот так глупо и совсем не отважно.

Не знаю как, но я оказалась лежащей на спине, придавленная весом чужого тела. Сальные поцелуи посыпались один за другим; я заревела еще громче, пытаясь увернуться — но сил уже толком не было, только и могла крутить головой и мычать. Блузка, так не кстати распахнувшаяся, с надрывом треснула — пара пуговиц упали в ложбинку между грудями. Если сил кричать раньше не было, то они появились, и я заорала, едва ладонь Кирилла с силой сжала мою грудь.

Это просто сон. Страшный, кошмарный, жуткий сон. Этого не может происходить со мной; этого не может происходить в реальности. Лучше умереть, просто умереть и не чувствовать ни этого рта, ни этих рук, ни этой тяжести, ни-че-го.

Как сильно может отбиваться связанная несколько часов женщина? Не сильно. Но я пыталась. Честно пыталась, дрыгала ногами, пока он задирал мою юбку и разрывал колготки. Вопила до хрипоты, пыталась укусить, плевала в лицо, замолкала и снова орала, когда по щекам расползлась жгучая боль и глотала слюну с привкусом крови — очередная пощечина разбила губу.

А потом все это резко закончилось.

Я осталась одна, жадно глотая воздух и воя от ужаса. Перед глазами все плыло, в висках стучало и, казалось, что в ушах эхом отдается собственный крик.

Треск дерева; гулкие удары и громкий мужской полу-крик, полу-рык. Я распахнула глаза, снова и снова крутясь на матрасе, пытаясь уползти хоть куда-то и отчаянно заморгала, когда мне привиделась фигура Тимура в полутьме.

От этого я развалилась на части и снова закричала. Он обернулся, с искаженным от гнева лицом и поднялся, держа Кирилла за горло. В темных, почти бездонных глазах, я не увидела ничего, кроме ярости и, когда другой рукой Тимур приставил к виску моего мучителя пистолет, все, что я смогла сделать, это кивнуть.

Я не знала, что так легко решаются судьбы. Что так легко отобрать чью-то жизнь — всего лишь легким движением головы, опущенным подбородком и на моих глазах застрелили человека.

Это не было громким. Я даже не услышала, лишь вздрогнула от эха, что отразилось от стены за спиной и осело прямо в животе — ледяное и тяжелое.

Тимур не сказал ни слова. Молча откинул тело, которое просто стекло на пол с глухим звуком. Молча вынул магазин и положил оружие на пол. Молча достал перочинный нож из кармана и молча, не издав ни звука, воткнул его себе в ногу.

На синих джинсах медленно расползалось кровавое пятно, отнимая все остатки моего разума. Я смотрела, как ткань окрашивается в темно-красный цвет и, кажется, не дышала, когда хромая, Агеев шагнул ко мне. Он вытащил лезвие и наклонился, а я закрыла глаза.

Это просто сон. Просто страшный сон…

Руки безвольно повисли, когда веревка исчезла. Я почувствовала, как она лопнула и услышала этот звук — резкий хлопок, показавшийся слишком громким, даже громче выстрела. Рухнула на матрас, не стесняясь рвотных позывов. Тимур вытер нож подолом своей футболки и вложил его в руку Кирилла, а затем достал мобильный:

— Андрюх, нужна помощь. Адрес скину сообщением. И скорую сюда отправь тоже.

Его руки были горячими, когда подхватили меня и медленно запахнули разорванную блузку. Знакомая мужская грудь была твердой и там внутри размеренно билось сердце, успокаивая громкими ударами.

— Слушай внимательно, — тихо проговорил Агеев, раскачиваясь со мной из стороны в сторону, сидя прямо на полу, — Он меня ранил, поэтому я защищался. Запомни: нож, потом пистолет.

— Нож, потом пистолет, — сдавленным шепотом повторила за ним.

— Стариков меня прикроет, но тебе все равно придется прийти на допрос…

— Нож, потом пистолет, — снова повторила я.

— Все будет хорошо, хатын кыз. Все будет хорошо.

И тогда я поняла, что это не было сном. Это произошло со мной на самом деле.

Тимур

Час спустя в подвал спустился Стариков. Осматривая обстановку хмурым взглядом, он задержался на ноже, который я небрежно всунул в ладонь Преснякова и пристально посмотрел на меня.

— Самооборона?

Я кивнул.

— Оружие зарегистрировано?

— Да.

— Это хорошо. Скорая уже в пути.

Вытащив из кармана сотовый, Андрей вызвал своих ребят из отдела. Илона по-прежнему прижималась ко мне, вцепившись в шею и дрожа, как осиновый лист. Едва в крошечном окне под потолком блеснули синие маячки, я передал Романову Андрею, а сам с трудом поднялся на ноги и поковылял следом, игнорируя боль в бедре и прилипшие к коже джинсы.

— Агеев! — окликнул Стариков возле машины скорой помощи, — Постой. Пару вопросов для протокола, остальное оформим сами.

Хмуро посмотрев на приятеля, я перевел взгляд на выползающих из подъехавшего уазика оперативников. Один из них достал чемоданчик из багажника и пошел к дому. Второй поравнялся с нами, держа в руках бумаги, и Андрей, чуть поморщившись при взгляде на мою ногу, коротко кивнул.

— Вкратце: что произошло?

— Вкратце не получится, — усмехнулся я, — Илону похитили вчера вечером.

— Убитый?

— Да.

— Как ты их нашел?

— Нашли его машину, она стояла на Лиговском. Когда объявился водитель, оказалось, что Пресняков отдал ее приятелю, на время.

— Пытался запутать след, значит, — протянул Андрюха, — Так, и что дальше?

— Дальше Стас пробил все адреса, связанные с… — я запнулся, подавляя гнев, — Этим. Парни проверяли квартиры его и родителей. А я поехал сюда — дача, доставшаяся ему от бабки. Услышал крики, выбил окно и проник в дом.

— Звук разбитого стекла не отвлек преступника? — подавший голос мгновенно стушевался, когда Стариков бросил на него грозный взгляд.

— Она очень громко кричала, — прохрипел я, — А он был очень занят.

Мое лицо онемело от гнева, зубы скрипнули друг о друга, а костяшки пальцев хрустнули слишком громко в ночном воздухе. Отвернувшись, я сделал три глубоких вздоха, но успокоиться не получилось — перед глазами мелькнула картина, которую увидел, сбегая по каменным ступенькам.

Темный подвал, грязная тряпка на полу, холод от которого ощущался даже сквозь толстую подошву ботинок. Пронзительные крики Илоны и тело — чуждое и чужое, навалившееся на нее сверху.