Но с тем, чтобы «нажимать», возникала серьезная проблема: Роб не знал, как ко всему этому отнесется Кристина. В музее они перенесли поистине тяжелое испытание. Насчет себя Латрелл не сомневался — он справится, ему не привыкать к опасности. В Ираке он ведь преодолел все! Ну, почти. Но можно ли рассчитывать, что Кристина проявит подобный стоицизм? Не слишком ли многого он хочет? Она ведь ученый, а не журналист из агентства новостей. Латрелл допил колу и отправился искать мусорное ведро, чтобы выкинуть банку. Когда вернулся, Кристина встретила его невеселой улыбкой.

— Не хотите лететь домой?

— Как вы догадались?

— Ну… вы смотрите на табло вылета, словно на злейшего врага.

— Извините…

— Роберт, я чувствую то же самое. Слишком много остается неясностей. Не можем же мы просто сбежать, правда?

— Но… Что нам делать?

— Давайте съездим в гости к моей подруге, Исобель Превин. Она живет здесь.

Через полчаса они принялись ловить такси около аэропорта, а еще через десять минут мчались по автостраде, направляясь в суматошный Стамбул. По пути Кристина рассказывала об Исобель Превин.

— Она много лет прожила в Конье. Работала в Чатал-Хёюке с Джеймсом Меллартом. Я училась у нее в Кембридже.

— Конечно. Я помню, вы рассказывали.

Роб смотрел из окна такси. За эстакадами и жилыми районами возвышался огромный купол, окруженный четырьмя изящными минаретами, — Айя-София, великий константинопольский собор, выстроенный пятнадцать веков назад.

Стамбул показался ему странным и очень динамичным городом. По соседству со стенами, возведенными в античные времена, сверкали небоскребы. Улицы заполняли люди, одетые в западном стиле — девушки в коротких юбках, мужчины в деловых костюмах, — но время от времени такси проезжало мимо типично левантийских кварталов с работающими возле уличных горнов кузнецами, матерями семейств, задрапированными в паранджи, и бесконечных гирлянд пестрого белья. И все окаймлял то и дело проглядывавший за жилыми кварталами и недавно возведенными деловыми зданиями могучий Босфор, великая водная преграда, отделяющая Азию от Европы, Запад от Востока. Варварство от цивилизации. В зависимости от того, на какой стороне живешь.

Кристина позвонила Исобель. Роб не прислушивался к разговору, но понял, что Исобель рада встрече с бывшей ученицей. Он дождался окончания разговора и спросил:

— И где она живет?

— У нее дом на одном из Принцевых островов. Мы сможем попасть туда паромом из порта. — Кристина улыбнулась. — Это просто замечательно. К тому же она приглашает нас задержаться.

Латрелл с готовностью согласился.

— Очень может быть, ей удастся помочь нам с… нашими археологическими загадками, — добавила Кристина.

Кошмарная крохотная мумия в амфоре, вернее, кувшине. Пока таксист орал на нерасторопных водителей грузовиков, Роб расспрашивал Кристину о ханаанцах.

— Мне довелось работать в Тель-Гезере, — сказала Кристина. — В Иудейских холмах, полчаса от Иерусалима. Ханаанский город.

Автомобиль устремился вниз по склону, свернул с дороги и пополз по забитым машинами и людьми улицам.

— У ханаанцев был обычай заживо погребать своих первенцев в глиняных горшках. Нам доводилось находить их на раскопках. Младенцы в сосудах, точь-в-точь как тот, что в запаснике музея. Так что, думаю, именно это мы и отыскали в подвале. Жертвоприношение.

Перед Робом как наяву возникло кошмарное видение детского лица. Ужасный беззвучный крик, застывший на раскрытых губах. Журналист поежился. Какого черта было заживо хоронить ребенка? В горшке! Зачем? Какова эволюционная цель подобного действа? Что могло толкнуть на такое? Какое божество могло этого требовать? Что все-таки произошло в Гёбекли? В мозгу рождались все новые и новые вопросы, но тут машина свернула на бурлящую жизнью набережную.

— Авраам был связан с ханаанцами?

— Да, — ответила Кристина. — Оставив Харран и Шанлыурфу, он направился в землю Ханаанскую. По крайней мере, так сказано в Библии. Эй, по-моему, мы приехали.

Они оказались перед причалом парома. Здесь было форменное столпотворение — дети, девушки с велосипедами, мужчины, несущие коробки с кунжутным печеньем. И снова Робу показалось, что нить цивилизации странным образом запуталась в городе — почти шизофреническое впечатление. Бритые мужчины в джинсах стояли подле облаченных в халаты мужчин с ухоженными мусульманскими бородами, девушки в мини-платьицах, смеясь, болтали по мобильным телефонам рядом со своими ровесницами, укутанными в паранджи.

Журналист и археолог купили билеты и взошли на палубу. Роб остановился возле фальшборта и почувствовал, как улучшается настроение. Вода, солнечный свет, свежий воздух, прохладный ветерок… Как он скучал по всему этому! Шанлыурфа казалась безнадежно затерянной в глубине суши, изнемогающей от зноя в чаше гор Курдистана.

Судно неспешно двигалось вперед. Кристина указывала на видневшиеся в отдалении достопримечательности Стамбула. Золотой рог. Голубая мечеть. Дворец Топкапи. Бар, в котором они с Исобель как-то раз допьяна напились ракии. А потом женщина переключилась на воспоминания о Кембридже, об университетских днях. Роб слушал ее рассказ, то и дело разражаясь смехом. Кристина оказалась настоящей сумасбродкой. Впрочем, прежде чем он успел по-настоящему это осознать, раздался рев корабельной сирены — паром подошел к острову.

Маленький причал был битком забит народом, но археолог сразу же без труда разглядела Исобель. Пожилая женщина с серебряными волосами резко выделялась среди темнолицых турок. Она была облачена в легкие, воздушные одежды. Оранжевый шелковый шарф. И у нее был лорнет!

Гости сошли по трапу. Женщины обнялись, потом Кристина представила Роба. Исобель любезно улыбнулась и сообщила, что до ее дома полчаса ходьбы.

— Знаете ли, на острове нет автомобилей. Их не разрешают здесь держать. Слава богу!

По пути Кристина рассказала Исобель обо всех поразительных событиях последних недель. О страшном убийстве. О невероятных находках. Исобель слушала и кивала. К Францу она всегда относилась с симпатией. Обеих женщин, как заметил Роб, связывали отношения чуть ли не матери и дочери. Это тронуло журналиста.

И конечно же, он вновь подумал о Лиззи. Ей понравилось бы на острове, решил он. Тут было красиво с некоторым оттенком таинственности — деревянные дома, кусты тамариска, потрепанные временем византийские церкви и даже спавшие на солнцепеке кошки. А вокруг расстилалась сверкающая водная гладь, и в отдалении возвышался знаменитый силуэт Стамбула. Пейзаж был великолепен. Роб твердо решил, что когда-нибудь обязательно привезет Лиззи сюда.

Дом Исобель оказался обаятельно старым — прохладная летняя резиденция оттоманских аристократов.

Белое каменное здание располагалось подле затененного деревьями пляжа и глядело через пролив на соседние острова.