Он не испытывал каких-то чувств к самому Дуату, ни положительных, ни отрицательных. Это царство его брата, где долго жил Анубис. И Сет прекрасно понимал, что этот мир – часть и Анубиса, и Гора. Но считал его местом, неодушевлённым пространством. Хотя признавал, что у Дуата может быть что-то вроде выработанных инстинктов.

Вместе с Гором они стояли на дуатской полянке, полной осенних листьев, запаха влажной хвои и тумана.

Гор переминался с ноги на ногу и заметил:

– Мать любила говорить, что Дуат для нас как нянька. Для меня и Инпу. Думаешь, поэтому он там?

– Нет. У Исиды очень странные представления. Дуат – это пёс. Вышколенный волкодав, который может и прикусить ненароком, но будет защищать вас, как сможет. Поэтому Инпу должен быть на изнанке. Самая скрытая часть Дуата.

– Я никогда не мог туда попасть. Тем более вести…

– Ты не был готов. Теперь у тебя нет выбора. Давай уже, как это происходит?

Гор выглядел растерянным, каштановые волосы растрепались, а светлая рубашка казалась мятой. Но его разноцветные глаза смотрели твёрдо, а рот упрямо сжался, и он больше чем когда-либо походил на Анубиса.

Сет знал – в общих чертах, – что они должны шагнуть дальше. Как скользнули сюда, в Дуат, так и скользнуть ещё глубже. Гор собирался то ли с мыслями, то ли с силами. Внезапно вскинул голову и посмотрел на Сета, тот едва не вздрогнул, так и не привыкший к разным глазам племянника:

– Почему он цепляется за тебя?

Сет моргнул:

– Что?

– Инпу. Когда может, он цепляется за тебя. Как за якорь, чтобы вынырнуть. Ты его точка опоры. Всегда. Почему? Почему не Нефтида, она же его мать? А ты даже не называешь себя его дядей, предпочитаешь отчима…

Гор запнулся, как будто сказал слишком много, но ему явно требовалось знать, прежде чем изнанка их пропустит. Может, хотел понять, почему брат так доверяет богу, который может легко и не к месту убить.

– А что плохого в отчиме? – искренне удивился Сет. – Не знаю, почему это понятие так плохо воспринимают. Оно о том, что Инпу мне ближе, чем племянник. Я хотел бы называть его сыном. Это для меня главное.

– Почему он не цепляется за Нефтиду? – упрямо спросил Гор.

Сет понял, хотя и не сразу: пусть у Гора были прекрасные отношения с матерью, но его отцом ведь тоже был Осирис. Который делал погано множество вещей на свете, в том числе и воспитывал сыновей.

У Гора толком не было отца.

– Потому что я единственный, кто не оставлял его, – сказал Сет. – Ты предпочитал не приходить в Дуат или к брату чаще, чем это требовалось. Осирис не хотел и даже не пытался вас понять. Нефтида… она оставила Инпу в Дуате, когда он был маленьким. Выбрала людей и меня, когда другие боги отвернулись. Выбрала жизнь со мной. Она часто приходила к Инпу, но это другое. Она не осталась с ним.

Кивнув, Гор нахмурился, а потом внезапно шагнул и крепко схватил Сета чуть повыше локтя. Осенний лес закружился, напоследок обдал каплями с ветвей и свежим хвойным ароматом, а потом всё исчезло.

Чтобы снова появиться в виде тесной комнаты, убранной в тёмно-красных тонах. Стены, завешанные тканью, давили, полумрак скрадывал углы, а в голову ввинчивалась навязчивая мелодия, настойчиво повторяющая несколько нот.

Здесь было так неуютно, что Сет, предпочитавший простор и пустыню, невольно поёжился. После перехода немного кружилась голова, а пространство вокруг скрывала лёгкая дымка.

Изнанка Дуата.

Комната казалась тёмной, душной – и пустой. Ничего внутри, в том числе исчезнувшего Гора. Оглядевшись, Сет попытался найти дверь, но её не было. Или, скорее, её скрывали слои ткани цвета крови, которая завешивала стены.

Светились, кажется, они сами, тускло и мрачно. Не теряя времени, Сет начал методично шарить по ним руками, пытаясь отыскать ход.

Что-то щёлкнуло, и под тихий шелест на одну из стен начало транслироваться изображение, напоминающее старый кинопроектор, Сет их ещё помнил. Нефтида с восторгом приняла новое человеческое изобретение и таскала Сета на все премьеры, а он не особо протестовал. Кино понимал куда лучше прочего «изобразительного искусства».

Он видел не фильм. Быстро понял, что это его воспоминания, но со стороны. Его собственная фигура размыта, но всё остальное чёткое, и почему-то чёрно-белое, как настоящий старый фильм.

Маленький глинобитный дом на краю пустыни, шелест ветра и сияние ярких звёзд на небе. Привязанные верблюды лежат, лениво ворочая мощными шеями. К линялому боку одного из них прислонился Инпу – тогда ещё совсем мальчишка.

В лёгких штанах и босиком, он сидел, обхватив колени, и его потряхивало.

Сет хорошо помнил тот момент. Анубис много раз бывал у них с Нефтидой, но тогда пришёл совершенно потерянный. Почти не ел и совсем не разговаривал, как в первые дни, когда попал в мир людей – диковатый мальчишка, который не умел общаться.

В тот раз было иначе. Анубис казался именно… потерянным. Если бы он ушёл за сиянием звёзд, то вряд ли смог вернуться.

Сет не удивился, что ночью Анубис ускользнул к верблюдам, этих животных он обожал. И на чёрно-белом экране, Сет тоже подходит и садится рядом, размытая мутная фигура и голос, который Сет мог с трудом узнать со стороны.

– Что случилось?

Сет не был дипломатом и предпочитал спрашивать прямо. Анубис на экране отчаянно замотал головой, не желая говорить. Уткнулся лицом в колени, слегка покачиваясь. Даже на маленьком изображении было видно, что его трясёт.

Смотря на эту картинку, Сет хорошо помнил свои ощущения. Настолько хорошо, будто снова их переживал.

Сет впервые испугался за Анубиса. Потому что совершенно не понимал, что происходит, не мог ничего сделать, и его это до ужаса пугало.

Чужие прикосновения Анубис не любил – до сих пор. Вряд ли Исида в Дуате и уж тем более Осирис выказывали похожим образом эмоции. А ушебти не были людьми. Анубис не привык к этому, и только нежная Нефтида пыталась показать и ему, и Сету, что в объятиях и прикосновениях нет ничего плохого.

Анубис хотя бы перестал шарахаться, но до сих пор мало что поменялось.

Сет не придумал ничего лучше, кроме того, что советовала Неф в таких случаях: он обнял. И ожидал, что Анубис юрко вывернется, шарахнется прочь, но тот, наоборот, прильнул, ещё дрожа, но постепенно успокаиваясь.

– Мы с Хару играли, просто играли… но я силу не удержал, и у него теперь нет глаза. Отец и Исида пытаются что-то сделать,