– Грунт здесь каменистый, поэтому я решил своих солдат работой не напрягать.

– А если Эник-паша решил бы вас навестить?

– Да бросьте вы, господин капитан! Какой еще Эник-паша? Откуда ему здесь взяться? Не такой он дурак, чтобы лезть через Шиповский перевал! В конце концов, моя миссия здесь окончена, а вы копайте, коли уж вам так надо.

Пехотинцы сменили гвардейцев на постах, после чего последние тут же убыли в расположение своего полка. Алекс проводил их завистливым взглядом.

В южном направлении видимость с перевала была великолепная, если только горы не были закрыты туманом. Капитан в бинокль рассмотрел подходы к перевалу, но не обнаружил каких-либо признаков присутствия противника. Но независимо от того, через какой перевал решит идти Эник-паша, когда он решит это сделать и решится ли вообще, нормальные оборонительные позиции предстояло обустроить его роте. И объем предстоящих землеройных работ был впечатляющим, учитывая особенности местного грунта. Тут бы за неделю управиться.

Алекс обернулся. За спиной топтался унтер-офицер Охримцев, не решаясь побеспокоить начальство, погруженное в свои думы.

– Рота построена, господин капитан! Какие будут приказания?

– Приказания? – капитан на пару секунд задумался. – Веди всех сюда. И пусть шанцевый инструмент возьмут, весь, какой есть. Копать придется много.

К тому времени, когда Охримцев привел роту, капитан Магу успел разметить на местности контуры будущих траншей.

Сидение пятой роты на Шиповском перевале было внезапно прервано, а началось все с давно ожидаемого визита Горановича. При входе в палатку высокий себриец вынужден был сильно согнуться.

– Нашел?

Контрабандист разогнул спину и только после этого молча кивнул.

– Как это произошло?

– Сорвался в пропасть. Побился он сильно, да и лисы до него первыми добрались.

– Где он упал?

– Версты три от вашего лагеря. Там тропа по краю ущелья идет. Над этим местом старый кривой орех растет, найти будет легко.

– Я там собрал его вещи.

Горанович начал снимать со спины свой мешок.

– Ты его похоронил?

– Да, завалил камнями то, что осталось. Камни тяжелые, звери не достанут.

Контрабандист справился с завязками и начал доставать из мешка бывшие при Фелонове вещи. Среди прочего перед Алексом легли револьвер отставного унтера и изрядно потертый солдатский тесак образца, давно снятого с вооружения руоссийской пехоты. Револьвер был без кобуры, подвес тесака косо срезан острым ножом. Так поступали трофейщики и похоронщики, собиравшие оружие убитых, чтобы не возиться с разложившимся трупом. Именно эта деталь окончательно убедила капитана Магу в том, что его старинный товарищ мертв.

С трудом оторвав взгляд от лежавшего перед ним оружия, Алекс повернулся ко входу.

– Эй, кто там! Ко мне!

– Слушаюсь, господин капитан!

В палатке появилась голова вестового.

– Бегом к артельщику, пусть спирта даст.

Голова спешно исчезла.

– Помянем отставного унтер-офицера Фелонова. Хороший был человек, надежный. Столько раз его убивали, а умер он так…

Алекс хотел сказать «глупо», но сдержался. Смерть она всегда глупа и нелепа, хотя бывает и закономерна, особенно на войне. Поскольку наследниками Фелонов так и не обзавелся, капитан Магу счел себя вправе распорядиться оставшимся от него имуществом. Протянув руку, он придвинул револьвер к Горановичу.

– Это возьми себе. Пусть у тебя будет. На память.

– Спасибо.

Оружие исчезло в кармане себрийца. Достав кошелек, Алекс отсчитал пять червонцев.

– Вот, как договаривались.

Золото тут же отправилось по тому же адресу.

– Куда дальше? В Коварну.

– В Одреополь. На ночь здесь останусь, а утром дальше пойду.

Вот тут капитан Магу слегка удивился. Именно в Одреополе располагался штаб Эник-паши и главные силы его корпуса. В то, что Горанович – османийский шпион, Алекс не верил. Тогда он не стал бы так открыто называть конечную цель своего путешествия. Да и через перевал ему идти было необязательно, в горах хватает троп на ту сторону хребта непроходимых для хоть сколько-то значимых подразделений, зато вполне доступных для одиночного путника. Мало ли какие дела могут быть у контрабандиста на той стороне? Пусть идет.

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы утром тебя пропустили через наши посты.

В этот момент вход в палатку откинулся, и в нее опять проникла давешняя голова, на этот раз вместе с рукой. В руке была зажата фляга.

– Ваше приказание выполнено, господин капитан!

– Давай сюда.

Капитан забрал у вестового флягу и разлил по первой. Выпили не чокаясь за упокой.

Проснулся Алекс от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.

– Чего надо? – не открывая глаз, поинтересовался капитан.

– Там себриец этот, которого вы на ту сторону пропустить приказали, обратно вернулся. Говорит, османийцы сюда идут.

Судя по голосу, это был один из караульных, чтоб ему пусто было. Офицер с трудом разлепил глаза, обретя возможность видеть. Способность размышлять слегка запаздывала. Нет, вторая фляга спирта вчера была явно лишней.

– Какие еще османийцы? Сколько? Куда идут?

– Не могу знать, господин капитан!

– Тогда какого черта?..

Сорвав зло на вестовом, Алекс натянул сапоги, долго застегивал пуговицы и крючки шинели, с помощью солдата разобрался с ремнями портупеи. Раннее утро встретило офицера изрядной свежестью, даже сквозь шинельное сукно пробрало. Поежившись, капитан отыскал взглядом Горановича. Тут же вертелся и вестовой Черняй.

– Ну, что стряслось? Где ты османийцев увидел?

– Не видел, – ответил себриец. – Туман. А слышно хорошо. Сюда идут. Много.

С одной стороны, ничего достоверно не известно, с другой, Горанович не тот человек, чтобы тревогу поднимать по пустякам.

– Идем, – принял решение Алекс.

А приняв, зашагал к крайнему посту. Контрабандист с вестовым потянулись за ним. Пост располагался в месте, где дорога начинала спускаться с перевала в долину, и состоял из двух солдат и ефрейтора. Отсюда открывался отличный вид на долину и петлявшую по склону узкую серо-коричневую ленту.

Выслушав доклад ефрейтора о том, что никаких происшествий не случилось, капитан сам увидел, как долина и большая часть дороги покрыты плотным утренним туманом. Эх, жаль, ветра не было! Как назло третьи сутки в атмосфере Шиповского перевала царил полный штиль.