Мы с Сережкой и дядей Ваней задумались: куда же нам двинуться? Как я предполагала, и богатства, и смерть (последнее – более вероятно) могли ждать нас везде. По идее, левое ответвление должно было вывести нас в подвал под магазином, правое – под «Жар-птицу». Но куда же мы выйдем, если пойдем прямо?

– Возможно, это выход на поверхность, – предположил Сережка. – Дед Лукичев сделал этот подземный ход, чтобы уйти от врагов, если они до него доберутся.

– От кредиторов. Или от ментов, то есть от полиции, городовых или как там их в прошлом веке называли? – сказал дядя Ваня. – Слушайте, а ему принадлежал только наш дом или все эти, соседние?

Мы с Сережкой пожали плечами. Старушки Ваучские говорили только про наш. Или не знали, или дед в самом деле построил лишь этот. Или построил все окрестные, а потом продал, оставив себе один. Эх, богатый был купец, царство ему небесное. Если он на небесах, конечно.

– А к метро мы так не выйдем? – поинтересовался Сережка.

– Ты думаешь, что говоришь?! – закричала я на сына. – Его после войны строить начали. После Великой Отечественной.

– Начинали до, – заметил Иван Петрович. – Но практически ничего сделать не успели.

– А наши дома построили почти за сто лет до этого. И о шахтах для подземных поездов тогда даже не думали, – съехидничала я.

Более того, питерское метро расположено довольно глубоко. Возможно, это самое глубокое метро в мире, хотя строить на нашей земле всегда было непросто: болото. К тому же мы находились гораздо выше шахт метрополитена. Я не заметила ни малейшего уклона, пока мы шли по этим подвальным коридорам.

И тут послышались шаги… Мы замерли. Наверное, мы разговаривали слишком громко, я даже накричала на сына…

Шаги приближались, они доносились из туннеля, расположенного прямо перед нами. Похоже, шли двое. И не пытались укрыться.

Я выхватила из-за пояса пистолет. Дядя Ваня с Сережкой приготовили по ножу. Эх, надо было второй пистолет брать или автомат! Все, теперь без оружия из дома не выхожу, дала я себе зарок.

Дядя Ваня с Сережкой направили лучи фонариков в туннель, и мы увидели двоих мужчин весьма потрепанного вида. Они тут же закрыли глаза руками: свет слепил их.

– Да уберите вы фонари-то! – закричал один из них, сопровождая свою просьбу весьма колоритными эпитетами.

Сережка фонарик выключил, а дядя Ваня оставил – не разговаривать же в темноте? Мужики остановились шагах в пяти от нас. Типичные бомжи с типичным запахом. В старой поношенной одежонке. Минуты три обе стороны молчали. Мы по мере возможности рассматривали их в свете дяди-Ваниного фонарика, а они – нас. Потом один из бомжей поинтересовался:

– Заплутали, что ли? Вывести?

– Да нет… – проговорил Иван Петрович; он внимательно рассматривал бомжа. Неожиданно спросил: – Гришка, никак ты?

У бомжа от удивления раскрылся рот. Потом он промямлил что-то типа «я, а ты кто?». Дядя Ваня тут же направил луч фонаря себе в лицо и представился.

В общем, оказалось, что три из пяти проведенных в колонии лет Иван Петрович спал на нарах рядом с этим самым Гришкой. Мы с Серегой молча стояли рядышком и слушали, как дядя Ваня с Гришкой вспоминают общих знакомых и проведенное вместе время.

Как выяснилось, наше гуманное государство наказало оступившегося человека на всю жизнь: попав за колючую проволоку, Григорий, естественно, лишился комнаты, в которой жил и был прописан. Дядя Ваня-то возвращался к матери, которая тогда еще была жива, а Гришка всегда жил один. Новую комнату ему, конечно, никто не дал, старую не вернули, а о том, чтобы что-то купить, и речи быть не могло – и вот уже почти семь лет Григорий обитает в подвалах Петроградского района, промышляя чем придется.

– Да чего мы тут стоим-то? – всполошился Гришка. – Пошли к нам. Присядем.

Конечно, в этих подвалах он чувствовал себя хозяином, а мы – пришельцами. К сожалению, пришли мы без гостинцев, не рассчитывая встретить знакомых, но это можно будет исправить в следующий раз (который, как я не сомневалась, состоится), в особенности если Гришка с товарищем нам как-то помогут. Оружие мы, естественно, убрали.

Григорий представил своего приятеля.

– Соболь, – сказал он. – Так и зовите его.

– Я уж и не помню, когда меня Савелием кликали, – улыбнулся беззубым ртом Соболь. – Вообще-то, Соболев Савелий Геннадьевич. Но я привык, что просто Соболь.

Я была представлена Мариной Сергеевной, а сын просто по имени. Эти имена-отчества в старом подвале звучали несколько диковато, но мы все оказались очень вежливыми. Матерных слов в речи Григория и Соболя стало гораздо меньше, чем вначале; правда, полностью их исключить они не могли, но каждый раз извинялись за несдержанность.

Григорий пояснил: услышав наши голоса, они с Соболем решили сходить на разведку. Они предположили, что мы, возможно, заблудились: ведь ясно слышалось, что говорят женщина, ребенок и мужчина. А оказалось – старый друг Ваня с соседями.

Тут мы как раз добрались до небольшого закуточка, в котором, как я поняла, Гриша с Соболем и обосновались. Над головами тянулись трубы, были трубы и у стены. Нам объяснили, что у стены – отопление, так что зимой они тут не мерзнут, даже жарко бывает. Как и в подвалах под нашим домом, повсюду валялось тряпье, правда, железяк я не заметила. Возможно, бомжи свое жилье от них очистили. В углу стояли пустые бутылки, ящик служил столом. Имелась даже грязная, давно не мытая посуда. Соболь включил тусклую лампочку, пояснив, что свет он сюда проводил сам, а лампочки они на лестничных площадках выкручивают.

– Вот так и живем, – Гришка обвел взглядом свое жилище. – Чем богаты… Да вы присаживайтесь. Сейчас я еще ящики принесу.

Он удалился и почти сразу же вернулся. Мы с Сережкой устроились на одном ящике, дядя Ваня – на другом, а Гришка с Соболем разместились на остатках грязного матраса. К запаху, исходившему от них и от всех окружающих предметов, я уже привыкла и, в общем-то, больше на него не реагировала.

– Эх, пузырек бы сейчас… – мечтательно произнес Соболь, искоса взглянув на меня.

– Завтра принесем, – пообещал дядя Ваня. – Выпьем с тобой, Григорий, вспомним, как на нарах рядом сидели и баланду вместе хлебали.

Я порылась в карманах, надеясь найти хоть какую-то купюру (не сомневаюсь: Соболь сбегал бы, было бы с чем), но, к сожалению, у меня с собой не оказалось ни копейки, как и у остальных членов нашей команды. Все-таки мы не за покупками собирались, а на поиски кладов. Я, как и дядя Ваня, пообещала мужикам, что мы им обязательно «проставимся». И закуски принесем.

Бомжи поинтересовались, что привело нас в подвал. Про клад мы им рассказывать, естественно, не собирались, следовало что-то быстро придумывать.

– Я решила выяснить, где бывает мой сын, – заявила я. – Вечно шастает по подвалам с пацанами, а я волнуюсь. Выбралась посмотреть, что тут да как.