последним. Я проводил долгим взглядом, пока тень и расстояние не поглотили фигуру, а потом, вдруг, схватил «настин» подвес, быстро приладил на трос, нацепил обвязки и с сухим щелчком вдел карабин. Пальцы автоматом стали крутить страховочную гайку, а сам я словно в себя всмотрелся, как если бы зеркало оказалось напротив. Чувства к белокурой нимфе побуждают меня заново открывать мир. Закричав нечто нечленораздельное, я прыгнул с площадки. Словно бы в новую жизнь.

Венцом спонтанного полёта стал образ обескураженной Кошки. Она как раз укладывала последний подвес в ящик, а тут жужжание механизма и я, выносящийся из леса на дурной скорости.

Точнее, дурная — это она для меня. Давно не катался. Кровь наполнилась безумным возбуждением, глаза были готовы вывалится из орбит, так я их лупил. Забыл дышать, а потом хватал воздух ртом как пёс.

— Ты чего?!

— Да просто, — рассмеялся я, отстёгиваясь. — Отсюда же идти ближе, да и вместе возвращаться веселей. Где наш Звонарь-то?

Кошка оглянулась на медленно втягивающихся в лес ребят:

— А вон, самый первый шагает. В окружении девочек.

— Ну, как обычно, — рассмеялся я.

— Довольный, блин, как не знаю кто, — ткнула меня Кошка.

— Я что ли?

— Нет, русал, что под водой сидит и писькой своей помахивает, — проворчала она, а меня бросило в хохот.

— Сокол, ты же на мою дэ-рэшечку придёшь?

Я кивнул. А ведь действительно — в предпоследний день смены у нашей черноволосой «Матильды» событие. Так уж выходит, что всегда на смену выпадает. В качестве подарка, я всегда закрываю глаза на их пьянку в этот вечер.

— Бухать опять будете? — скривил я рот.

— А то ты не знаешь? Только приходи, я Звонарю поручу шампусика специально для тебя взять.

— Да куда я денусь, беда ты моя…

Возвращаться действительно приятней вместе. Мы быстро нагнали трёх геймеров, как условно окрестили трёх друзей Антона, Сергея и Павла. Они снова про танки, то понося никчёмную «картошку», то с жаром бросаясь обсуждать новую ветку для прокачки. Так и дошли до лагеря.

Время до ужина прошло быстро и в привычных хлопотах. Я снова сдержался и не бегал к выздоравливающей Насте каждые полчаса, только раз зашёл, чтобы с напускно-нейтральным лицом, в присутствии нескольких девочек, справиться о самочувствии. Может быть показалось, но поймал очень пылкий взгляд, с нотками загнанной лани, что вынуждена сидеть в клетке.

Настроение испортилось знатно. Я понадеялся, что Насти в столовой не будет, ибо предстоит дежурное объявление-напоминание, но, к сожалению, она таки вырвалась и я смог только печалью посмотреть в её чудные глаза.

— Ребята! Хочу всем напомнить, что завтра у нас запланирован выход в поход. Сначала мы сплавимся на лодках по речке до озера, переплывём на другой берег, а потом ещё пару часов будем идти до места ночёвки. Не забудьте взять с собой комплект тёплой одежды, спреи и мази от насекомых и бутылочку воды. Если у кого не окажется рюкзака — я выдам. Обращайтесь после ужина.

Кто-то сильно обрадовался, кого-то перспектива ночёвки в лесу неслабо напугала. Поднялся шум, а я вернулся к столу и тут же поймал взгляд закашлявшейся Насти.

— Я пойду!

Понимая, что разговора не избежать, я заранее постарался быть спокойным.

— Давай обсудим это после ужина, хорошо?

— Хочешь сказать, что есть другие варианты.

Я тяжело вздохнул и натужно выдохнул.

— Хочу сказать, что шансы пойти есть, но мы должны всё тщательно обсудить.

— Ну и ладно, — обидчиво бросила она и уткнулась в тарелку.

Горечь объяла мне душу. Есть расхотелось, но я заставил себя освободить тарелку от еды. Бой ещё не окончен.

Настя упрямо дождалась, пока я выдам всем нуждающимся экипировку. Вечер опустился тёплый, со струйками свежего и прохладного ветерка. Я захватил свой старый худи, в простонародье балахон, и попробовал накинуть ей на плечи. Настя по-сопротивлялась, но таки укуталась в явно большую ей одежду. Мы сели на отдалённую скамейку.

— Мне правда жаль, что ты не сможешь пойти в поход…

— Да, конечно! — оборвала она. — Радуешься, наверное, что я болею.

— Мы, тут, в лагере, каждый своим заведуем. Я за спорт и вашу безопасность. На мне задача научить вас первичным навыкам выживания. Как совершать переходы, где можно лагерь разбить, как в лесу выжить. Говорю обычно много, запоминаете вы лишь часть, но всё же. Этот поход — это прям моё. Стихия и вотчина. Сводить тебя в него, даже, можно сказать, туда — это большая цель. Мне самому горько. Досадно, что так получается.

— Блин, Саш, ну я же уже хорошо себя чувствую! — воскликнула она и тут же закашлялась. — И не надо смотреть, что кашляю до сих пор.

— Я знаю, нектарчик ты мой, — тепло посмотрел я и погладил по дивно гладким волосам. — Кашель — это не причина. Времени прошло мало, понимаешь? А там, в лесу, может погода испортиться или ещё какой катаклизм случится. Никогда не знаешь, вернёшься ли целым с похода. Пусть и хожено всё на сто рядов. Меня, между прочим, уже успели попросить следить за тобой в оба глаза. Но даже это не причина…

— А кто попросил? — прервала она.

— Те, кто знаком с твоим отцом.

— Бли-и-ин… — поджала она губы.

— Это ладно. Другое дело, что мне за всеми вами надо так приглядывать. Но ведь не со всеми у меня бывают вечера…

Настя сначала смутилась, наверняка и не видимый в сумерках румянец появился, но потом платиновая дива рассмеялась и говорит:

— Согласна.

— Будет опрометчиво с нашей стороны рисковать оставшимися вечерами. Тем более, прощальным — в этот день тут всегда очень «жарко».

— Да, понимаю, — отстранённо проговорила она и я без труда догадался, какого рода тень легла ей на лицо. — Саш, а как мы с тобой… ну, я, конечно, понимаю, что ты это… лишь показывал мне и…

— Да, Нектарчик, мы и это должны будем обсудить. Давай только не сейчас? Пока хватит серьёзных разговоров.

— Это да… — с нервным смехом, отозвалась девушка.

Мне же пришлось буквально со стоном принять тяжесть гласа совести. Пару последних дней я тут же ускользал от мыслей об этом, стоило им прийти. Сейчас могу признаться, что ещё не готов дать чёткий ответ. Пусть, действительно, наступит день «икс» и тогда уже…

Я с чувством посмотрел на Настю. Такая холодная и гордая в самом начале, сейчас она вдруг оказалась с совершенно обнажённой душой и бесконечно ранимой. Я сам не заметил, как заключил её в объятья. Она глухо закашлялась, толкаясь в меня маленькими грудками. Я же со всей силы вдохнул смешанный аромат, что окутывает