Правда, доверие Ивана IV в полное мере к Михаилу Ивановичу не вернулось. В апреле 1566 г. 3 боярина, 2 окольничих и 7 других представителей служилой знати подписали «поручную запись» по князе Воротынском. Они поручились за воеводу в том, что он не «отъедет» в Литву, Крым, иное государство и не перейдет на службу к удельным князьям (например, к тому же Старицкому). В противном случае они обещали заплатить 15 000 рублей.

В конце 1560-х — начале 70-х г. военная деятельность князя Воротынского полностью сосредоточилась на «крымской угрозе». Его используют как военачальника исключительно для обороны Поочья.

Воротынский в оборонительной армии, выходящей к окскому рубежу, как правило, командует передовым полком или полком правой руки, в то время как главнокомандующими назначаются князья И.Д. Бельский или И.Ф. Мстиславский. Михаил Иванович — третье лицо в земской армии и земской думе. Иногда, прежде всего в случае занятости двух первых военачальников, ему дают самостоятельное командование полевыми армиями. Так, зимой 1568–1569 гг. он ходил во главе «легкой» рати из двух полков под Рязань — отражать очередного крымского «царевича». Когда московское командование планирует бросить за Оку, навстречу крымской орде, русский корпус, то опять фигурирует имя Воротынского. Доверие? Не совсем. Если в рамках одной оборонительной операции участвует земский полководец князь Воротынский и опричный — например, Федор Басманов, — то общее командование ею отдается опричному воеводе. Даже если он на порядок уступает Воротынскому по части боевого опыта.

В августе — сентябре 1570 г. князь в очередной раз вышел как первый воевода передового полка стоять на пути у крымцев. Однако помимо этого рутинно-опасного «боевого дежурства» его мысли были заняты другим делом. Последнее время вооруженные силы Московского государства все больше и больше переключались с Южного, «Степного», театра военных действий на Ливонский. Туда уходили лучшие силы, там были заняты лучшие полководцы. Соответственно, оголялся юг, откуда не исчезла все та же смертельно опасная для державы возможность глубокого прорыва крымцев. В перспективе это грозило крупными неприятностями. А значит, следовало наладить сторожевую и караульную службу наилучшим образом, — чтобы задолго узнавать о появлении вражеского войска недалеко от русских границ, понимать его намерения, иметь представление о его численности. Последнее время сторóжи несколько раз ошибались, обнаруживая крымские рати там, где их не было…

Придя с этими мыслями к Ивану IV, князь Воротынский получил высокое назначение: с 1 января 1571-го он «ведал» станицы и сторожи и «всякие государевы польские службы»[97].

Вскоре Михаил Иванович собрал в столице людей, постоянно служивших на беспокойном юге и знавших особенности ТВД — «станичников» да «сторожей». В большинстве своем они были знакомы воеводе по совместной службе. Посовещавшись с ними, Воротынский вынес на обсуждение земской думы документ, который считают первым уставом пограничных войск России. Именовался он «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». По решению думы он вступил в силу 16 февраля 1571 г.

«Боярский приговор» четко регламентировал службу постоянных дозорных застав («сторóж») и разведывательных отрядов, совершавших глубокие рейды в сердце степи («станиц»). Служилым людям были указаны точные сроки их дежурств, основные маршруты движения, способы оповещения основных сил на Оке, количество и качество коней, нормы выплат за пребывание на опасных участках и т. п. Документ, разработанный Воротынским «со товарищи», предусматривал суровое наказание за оплошку: «А которые сторожа, не дождавшись себе смены, со сторóжи съедут, а в те поры государевым украйнам от воинских людей учинится война, и тем сторожам быть казненным смертью». Русским «пограничникам» предписывалось также, останавливаясь на ночлег, не расседлывать коней, не разжигать огня для приготовления пищи в одном месте дважды за день, не оставлять наблюдения за врагом после того, как он обнаружен. По «Боярскому приговору» можно судить: пограничная служба в XVI веке была смертельно опасной. Только очень рискованные люди могли отважиться на такую «работу». Летописи и разряды пестрят случаями, когда вести о неприятеле приходили от «сторóжей» и «станичников» задолго до его появления у Оки, оказываясь, таким образом, спасительными для всей системы русской обороны. Но время от времени «станичник» оказывался в плену у татар, и жить ему оставалось столько, сколько выдержит человеческая плоть под скорой и беспощадной пыткой…

Введенный зимой 1571 г., «Боярский приговор» улучшил качество пограничной службы. Но он никак не мог повлиять на количество сил основной оборонительной армии. Тем более — на схему ее управления. А тут всё было худо… Несколько лет государственного легкомыслия пришлось оплатить по самому жестокому тарифу.

Московская катастрофа

В мае 1571 г. Девлет-Гирей прорвался через Оку в районе Кром. В распоряжении хана находилась огромная сводная армия, куда помимо крымцев вошли ногайцы, турки, азовцы и «кочевые татары».

Ему противостояли значительные силы, но…

— во-первых, командование земскими и опричными полками не было единым, поэтому координация их действий оставляла желать лучшего;

— во-вторых, большая армия вела боевые действия в Ливонии, причем ее усилили частью опричного боевого корпуса, поэтому на юге оборонительная армия оказалась меньше, чем могла бы быть;

— в-третьих, крымцам помогли русские дворяне, как видно, решившиеся на измену, после того как их затронули массовые репрессии опричных времен;

— наконец, в-четвертых, и главное: допустим, дальние «сторóжи» сделали свое дело — московские войска вышли к Оке заранее, они ждали Девлет-Гирея, но в самих полках разведка и караульная служба велись отвратительно, и когда крымский хан обошел оборонительную армию по флангу, о его движении стало известно в последний момент…

Узнав об обходном маневре татар, русские полки форсированным маршем пошли к столице.

За день до прибытия татар под Москву к столичным предместьям подошли земские и опричные воеводы. В том числе и князь Воротынский с земским передовым полком. Он встал на отшибе, несколько в стороне от общей позиции — «на Таганском лугу против Крутицы». Поэтому главный удар крымцев пришелся не по нему. Когда Девлет-Гирей поджег дальние посады, ветер разнес пламя по всей Москве. Опричный отряд, большой полк и полк правой руки фактически погибли в огне. Что же касается передового полка, то он, по всей видимости, уцелел и продолжал оказывать сопротивление.

Поэтому в тот момент, когда Девлет-Гирей увидел Москву опустошенной, на руины великого города его все еще не пускал Воротынский. «Распустив войну» по южным уездам, добывая повсюду пленников, грабя и сжигая села, крымцы отправились назад. Михаил Иванович преследовал их, отбивая «полон» до Дикого поля. Однако сил его полка явно не хватало для большого сражения. Если бы Девлет-Гирей развернулся против него, скорее всего, полку пришлось бы либо бежать, либо погибнуть. Всё, что мог Воротынский в подобных обстоятельствах, — «покусывать» врага, беспокоить его, бить его отдельные отряды…