– Откуда мне это знать? – неохотно ответил Гуллинг. – Когдаполицейский перевернул бак, конечно, все содержимое смешалось.

– Но свидетель Диксон поднимал крышку, – заметил судья, – ондолжен был сделать это, чтобы вынуть оружие. Если бы он увидел лежащий наверхуревольвер, то он вынул бы его и не давал бы распоряжения переворачивать бак.

– Именно это я и имел в виду, – поддакнул Мейсон. – Именнопоэтому я задавал свидетелю вопросы таким, а не иным способом.

– Вы проверили, когда досыпались дальнейшие партии мусора? –спросил судья.

– Да, Ваша Честь, проверил, – ответил Мейсон. – Согласномоим сведениям в этот день не досыпали мусор между двумя часами и семьюпятидесятью.

– Сторона обвинения пыталась проверить это? – спросилЛиндейл.

– Сторона обвинения этого не проверяла, – ответилзаместитель окружного прокурора со все возрастающим раздражением. – У стороныобвинения собрано уже достаточное количество улик, чтобы доказать вину обеихобвиняемых.

– Понимаю, – сказал судья Линдейл. – Дальнейший ход процессаможет выглядеть совершенно иначе. Но Суд хочет обратить внимание обвинителя натот факт, что мы имеем дело с обвинением в убийстве первой степени. Еслисуществует какая-либо неточность в доказательствах, то мне кажется, что сторонаобвинения, так же как и защита, должна работать над выяснением этихнеточностей. Суд пришел к выводу, на основании показаний свидетелей, чтообвиняемая Адела Винтерс не могла спрятать оружие глубоко под мусор. Ведьдоказано, что этот револьвер орудие убийства?

– Да, Ваша Честь, – ответил Гуллинг.

– Тогда я предлагаю, чтобы мы отложили дело до завтрашнегоутра, – сказал судья Линдейл. – И чтобы сторона обвинения, при помощи полиции,специально занялась выяснением того, досыпались ли отбросы в бак между двумячасами двадцатью минутами и моментом, когда был найден револьвер. Судоткладывает заседание.

Гарри Гуллинг отодвинул кресло и встал из-за стола. Онвыглядел мрачно. Решительным шагом он направился в сторону стола, занимаемогозащитой.

– Мистер Мейсон.

Мейсон поднялся и повернулся к нему.

– Я надеялся, – сказал Гуллинг, – что до вечера дело будетрешено, а Присяжные Заседатели, ознакомившись с фактами, вынесут обвиняемымиприговор.

Мейсон только кивнул головой, настороженно глядя на него.

– К сожалению, – продолжал Гуллинг, – в результате вашихухищрений, ситуация переменилась. Вы так трактовали факты, что дезориентировалиприсяжных и это, до некоторой степени, спутало мои планы.

Мейсон продолжал молчать.

– Но только до некоторой степени.

Краем глаза адвокат заметил фоторепортеров, державшихнаготове аппараты.

– Я чувствую себя обязанным, мистер Мейсон, сказать вам, чтомоя основная стратегия не меняется. Вручаю вам повестку в Суд, вы предстанетеперед Большим Жюри сегодня в семь часов вечера, – и Гуллинг подал бумагуМейсону.

Одновременно блеснули вспышки фотоаппаратов.

– Благодарю, – спокойно сказал Мейсон, пряча повестку вкарман.

– И предупреждаю вас, – продолжал Гуллинг, когдафоторепортеры помчались проявлять материалы, чтобы успеть опубликовать снимки ввечерних газетах, – что вы будете обвинены в даче ложных показаний ипособничеству преступнику. У меня теперь есть доказательства, что вы забралиЕву Мартелл при выходе из трамвая и спрятали ее. У меня впечатление, чтовладелица пансионата, желающая поддержать вас, также виновна в даче ложныхпоказаний. Расследование выяснило, что она ваша давняя клиентка, которую выуспешно защищали некоторое время назад. Моей обязанностью является сказать вамвсе это, чтобы вы могли подготовиться.

– Отлично, – ответил Мейсон с каменным лицом. – Выпредупредили меня, а теперь я вас предупреждаю. Вы сделали из этого дела аренудля сведения личных счетов. Вы лично приняли участие в процессе. Предполагаю,что сегодня вечером вы захотите так же лично допросить меня. Вы – человексостоящий на общественной службе. Я – нет. Вы хотите меня лишить лицензии ипосадить в тюрьму. Я в состоянии выдержать ваш натиск, могу себе позволить. Ноесли я отплачу вам тем же, вам будет трудно это перенести.

– Сейчас, – сказал Гуллинг, – у меня есть возможностьзагнать вас в угол, и я предупреждаю, что вам будет очень горячо.

Мейсон шагал взад-вперед по кабинету, Дрейк из кресланаблюдал за другом.

– Что меня действительно беспокоит, Пол, так это Мэй Бигли.

– Почему она?

– Она старалась меня защищать. Ее прижали к стенке, оченьрезко, без какого-либо предупреждения. Как только этот таксист сказал, где онпосадил Еву Мартелл, полицейские помчались туда и допросили Мэй.

– А она заявила, что никогда до этого не видела Еву Мартелл?

– Именно, – вздохнул Мейсон.

– Она давала показания под присягой?

– Тогда нет. Но вскоре они поставили ее перед Большим Жюри иона вынуждена была давать показания под присягой. Вероятно, они будутдопрашивать ее еще раз сегодня вечером.

– Черт возьми, Перри. Независимо от того, каким было еепервое показание, вели ей придерживаться его. Конечно, она может отказатьсядавать показания из-за того, что они могут послужить против нее…

– Это не так просто, – заметил Мейсон. – Гуллинг –формалист, имеющий о себе слишком высокое мнение. Он достаточно хитер и знаетвсе юридические крючки. Он собирается заговорить всех своими книжными знаниями.

– И повесит тебя на сухой ветке, Перри. Они знают, что этоты привел Еву Мартелл в пансионат. Разве ты не можешь сказать, что Гуллингвелел тебе привести ее в полицию до двенадцати часов, и что ты сказал ейявиться в полиции в указанное время? Пусть это будет твое и ее последнее слово.Мне кажется, что таким образом ты сможешь рассеять все подозрения.

– Не в этом дело, – вздохнул адвокат. – Мэй Бигли хотелавыгородить меня. Если она теперь изменит показания, то ее обвинят сразу по двумстатьям. Во-первых, в том, что она не ведет должным образом реестра людей,останавливающихся в ее пансионате, а во-вторых, в даче ложных показаний. Могуттакже обвинить в соучастии после факта преступления. Если я буду защищать себяи расскажу все, как было, то подведу Мэй.

– Действительно, – сказал Дрейк.

– А если я предстану перед Большим Жюри, то либо должен будуговорить, чтобы выйти целым, либо подставлю голову.

– А ты не можешь сослаться на привилегию профессиональнойтайны?