– Очевидно.

– Другими словами, вас интересовали папилярные линии накрышке бачка только потому, что они могли быть доказательством противобвиняемой?

– Мне так кажется, но я не знаю, к чему вы стремитесь,господин адвокат. Конечно, если она держала эту крышку в руках, то этонесомненная улика. И я старался это установить.

– Вот именно. Но вы не пробовали установить кому принадлежатдругие отпечатки пальцев?

– Ах вот в чем дело! – усмехнулся свидетель. – Десяткичеловек имели доступ к мусорным бакам. Люди из кухни отеля пользовались бачкамии поднимали крышки в течение всего дня. Я хотел бы подчеркнуть, что я был заняттолько обнаружением и идентификацией отпечатков, доказывающих, что обвиняемаяАдела Винтерс поднимала крышку бака.

– Вот именно! – воскликнул Мейсон. – Другими словами, выхотели найти определенную улику, необходимую, чтобы против обвиняемой можнобыло возбудить уголовное дело. Когда вы ее нашли, то прекратили дальнейшиеисследования. Так это было?

– В этом конкретном случае – так.

– Почему вы не пытались идентифицировать другие отпечатки?

– Потому что они меня не интересовали. Я получил заданиепроверить, поднимала ли обвиняемая Адела Винтерс крышку бака.

– А когда вы заявили, что крышку поднимали несколько раз втечение дня, вы сказали это без всяких доказательств, или у вас были вескиепричины для такого заявления?

– Да… были.

– Какие, например?

– Что ж, ведь очевидно, что так должно было быть.

– Какое свидетельство заставляет вас так предполагать?

– Ничего… ничего из того, что я видел бы сам. Но это жеочевидно из доказательств!

– Прошу указать на пункты в доказательствах, которыеуказывают на то, что мусор подсыпался постепенно.

– Но, – сказал Корбел, – возьмите, хотя бы, показанияСэмуэля Диксона. Когда он нашел револьвер, тот был погребен глубоко в мусоре, аэто указывает на то, что с того времени, когда револьвер бросили в бак, над нимскопилось много отходов.

– Каким образом это доказано?

– Но, мистер Мейсон, – перебил Гуллинг, – все это тольколишний обмен словами со свидетелем на тему интерпретации улик.

– Ваша Честь, этот человек признал, что он исследовал уликитолько с целью найти доказательства против обвиняемой Аделы Винтерс, а не сцелью установления истины, – возразил Мейсон.

– Но разве не очевидно, что все именно так и было, какутверждает обвинение? – с некоторой дозой нетерпения спросил судья Линдейл.

– Нет, Ваша Честь.

На лице судьи отразилось удивление:

– Я был бы доволен, если бы услышал мнение защиты по этомуповоду, – сказал он скептически.

– Предполагается, – сказал Мейсон, – что так как этотревольвер был найден закопанным в мусоре, то это означает, что время от временив течение дня в бак выбрасывали еще порции отходов. Обращаю внимание, ВашаЧесть, на фактор времени. Из-за недостатка персонала, ресторан в отеле Лоренцозакрывается в час сорок и остается закрытым до половины седьмого вечера. Думаю,что разговор с персоналом кухни позволит установить, что последний мусорвыбрасывался до двух часов дня и уже больше ничего не добавлялось до без десятивосемь вечера. Теперь, если Высокий Суд захочет посмотреть с этой стороны насвидетельства, то он сможет заметить довольно странную ситуацию. Если обвиняемаяАдела Винтерс бросила револьвер в бак в двадцать минут третьего и, если надревольвером собралось много мусора к тому моменту, когда полиция обследоваласодержимое бака, то это хороший пример улики. Но если не добавлялось никакогомусора, с того момента, как обвиняемая была у бака и до того момента, какполиция вытащила револьвер, в таком случае очевидно, что чтобы ни делалаобвиняемая Адела Винтерс, она не могла бросить револьвер. Он должен был бытьпомещен туда раньше.

– Как это? – с удивлением спросил судья Линдейл.

– Свидетельство Томаса Фолсома показывает, что обвиняемаяВинтерс скорее заглянула в бак, чем что-то туда бросила.

– Это только узкая интерпретация его показаний, – бросилрассерженный Гуллинг.

– Конечно, – ответил Мейсон, – обвиняемая имела возможностьбросить револьвер в мусорный бак, но совершенно не могла его засунуть глубоко вмусор. Если бы она это сделала, то так запачкала бы правую руку, что должнабыла бы вымыть ее. Собственно, для того, чтобы глубоко засунуть револьвер вмусор, она должна была бы засучить правый рукав, чего она наверняка не сделала,потому что свидетель Фолсом заметил бы это.

– Свидетель не мог видеть ее рук, – возразил Гуллинг.

– Не мог видеть рук, но видел плечо и локоть. Если бы оначто-то глубоко засовывала в бак, то свидетель Фолсом заметил бы это.

– Да, – согласился судья Линдейл. – Это можно понять изпоказаний свидетеля. Конечно, мистер Мейсон, вы не спросили свидетеля, могли лизамеченные им жесты свидетельствовать о том, что обвиняемая что-то глубокозасовывала в мусорный бак.

– Конечно не спросил, – ответил Мейсон. – Это свидетельобвинения. Если бы я внушил ему что-либо подобное, то он тотчас бы сменил своюверсию. Остается фактом то, что показание, которое он сделал сразу послепроисшествия, значит намного больше, чем все, сказанное позже. Тогда он думал,что обвиняемая только заглянула в бак с мусором. Только потом он пришел квыводу, что она туда что-то бросила. Если теперь ему подкинуть мысль, чтообвиняемая что-то глубоко засовывала в мусор, то он расширил бы согласно этомусвои воспоминания и вскоре был бы убежден, что видел, как она это делала.

– Это любопытно, – сказал судья Линдейл. – Обвинитель, у васесть какие-либо предположения или объяснения?

– Нет, обвинитель не может ничего добавить, – с яростью вголосе ответил Гуллинг. – Обвиняемая Винтерс настолько очевидно виновна вубийстве с заранее обдуманными намерениями, что нет смысла добавлять что-либо.До сих пор была представлена только ничтожная часть доказательств. Нашследующий свидетель покажет, что мотивом преступления была кража, потому чтообвиняемая Винтерс имела при себе бумажник, содержавший свыше трех тысячдолларов, который она забрала у Хайнса после убийства.

– Или взяла где-нибудь еще, – заметил Мейсон.

– Таково, конечно, ваше мнение, – рявкнул Гуллинг. – Выбудете утверждать, что она шла по улице и вот, на тебе, повезло! И что онаподняла его только затем, чтобы посмотреть, что там внутри и что было темно…

– Господин обвинитель, – перебил его судья Линдейл, – здесьне место для иронических замечаний. Доказательства, относящиеся к бумажникубудут приняты или нет. Но минуту назад мистер Мейсон выдвинул интереснуютеорию, относящуюся к револьверу. Насколько я понимаю, обвинитель не всостоянии доказать, что револьвер находился в баке на самом верху?