Земля, поросшая зеленым мхом и ярко-желтым лишайником, пружинит под пластмассовыми подошвами сапог. Меня охватывают счастливые воспоминания о детских играх с Морфеем. Они смешиваются с непростыми взрослыми эмоциями, которые он пробудил за последний год.

Феи, светящиеся и темпераментные, сыплются с ветвей. Они грозят мне кулаками, не желая терпеть мое присутствие, как и большинство созданий Джеба. Когда они начинают швырять в меня градинами размером с монетку, достаточно твердыми, чтобы оставить синяки, ко мне на помощь приходит Никки. За ней спешит Чешик. Они облетают остальных и гонят их к облаку дыма. Недовольные возгласы фей напоминают звяканье столовых приборов, которые ссыпают в ящик. Наконец они скрываются в дыму.

– Пиршественную шляпу! – кричит изнутри Морфей.

Чешик и Никки отскакивают и исчезают среди деревьев в поисках пропавшей шляпы.

– Ты послал их не за той, – замечаю я. – Мы не будем праздновать.

– Какая жалость, – голос Морфея доносится из облака, такой же знойный, как дым, из которого он выплывает. – Ты одета подобающим образом. Твой смертный превзошел самого себя.

Он выпускает клуб дыма, который летит ко мне.

– Ну, раз уж мы не можем показать публике твой потрясающий наряд, давай поиграем в каком-нибудь водопаде. Мне бы хотелось взглянуть на вещицы, которые я прислал тебе вчера.

Кожа под бельем вспыхивает. Я выпячиваю подбородок, полная решимости не показывать Морфею, какой эффект он на меня производит.

– Я видела комнаты.

– А, – доносится бесплотный ответ без тени удивления. – Кстати, прежде чем ты начнешь, как обычно, обвинять меня, я должен заявить, что не позволю тебе убить Червонную Королеву. Не раньше, чем мы выдворим ее из организма твоего игрушечного солдатика.

Я натянуто смеюсь.

– Ага. Ты желаешь смерти Джеба не меньше, чем смерти Червонной. Убить двух зайцев одним выстрелом.

– Будь это так, он сейчас не находился бы здесь. Когда мы приземлились, над нами закружились птицы. Они предпочитают живую добычу, поэтому я притворился, будто убил Джебедию. Я спрятал его, чтобы защитить. И продолжаю это делать с тех самых пор.

Подойдя на несколько шагов, я натыкаюсь мыском сапога на камень размером с мяч для бейсбола, поднимаю его и перекатываю, ощущая гладкость сквозь кружевные перчатки.

– Ты не защищаешь его, а хранишь. Он – твоя главная драгоценность. Пока он делится с тобой магией, все смотрят на тебя как на короля…

Я замолкаю, потому что это роль, которую Морфей начнет играть всерьез, если однажды я вручу ему свое будущее.

Вьется струйка дыма, и вслед за ней раздается хриплый смешок.

– Алисса, тебя никогда не смущает то, как хорошо мы друг друга понимаем? Меня, например, да.

При этом признании голос Морфея теплеет. Он редко выказывает слабость.

Разумеется, меня это смущает; именно такое ощущение вызывают все его качества. Я перебрасываю камушек из одной руки в другую.

– Да-да, птицы одного полета. Дурацкая поговорка.

– Предпочитаю считать нас бабочками у свечи. Гадать, кто сгорит первым, далеко не так скучно, любовь моя.

Я чувствую нечто вроде радостного волнения.

– Ты понял, что Джеба коснулась магия. Вот почему ты спас его.

Еще один смешок сгущает туман вокруг шляпки гриба.

– Я увидел, как лоза истекает алым и как что-то фиолетовое светится у Джебедии под рукавом рубашки. Каким-то образом железный купол вызвал магнитную реакцию, соединив нашу магию – мою и Червонной Королевы. Да.

– И тогда ты пришел к горе? – спрашиваю я.

– Джебедия нарисовал ее грязью прямо на земле. И гора появилась наяву. Тогда мы обзавелись самодельной кисточкой и красками. С их помощью он устроил в горе жилище, укротил морских обитателей и изменил окружающий мир. Вот что такое его пейзажи: он превращает воду в озера и ручьи, пустыню – в горы, холмы и долины. Каждый раз, когда я выхожу, он меняет мир вокруг, чтобы сбить с толку животных и птиц и обезопасить мой путь. Но у этой способности есть предел. Хотя Джебедия без труда преображает ландшафты и создает живые существа, у него пропадает вдохновение, когда речь заходит о чем-то более личном. И чем меньше он доволен результатами, тем больше впадает в отчаяние. Это и позволяет магии Червонной Королевы удерживаться в нем.

Мои глаза увлажняются – и от дыма, и от страха за рассудок Джеба. Его слова, сказанные Морфею, когда я впервые увидела их вместе в студии, теперь обретают смысл: «Помнишь, что случилось, когда в моих картинах возникло ее лицо».

– Что-то пошло не так, когда он пытался нарисовать меня.

– Он никак не мог это сделать. У тебя не хватало рук и ног. На лице зияли дыры. Как на его собственном портрете.

В моем животе скручивается узел.

– Но я думала, что на ТК напали другие рисунки.

– Иногда рисунки дерутся друг с другом, да. Но конкретно это было дело рук Джебедии. Он не может расстаться с расколотым образом самого себя, который навязал ему отец. Поэтому он и не способен нарисовать нормальный автопортрет. Вот почему он в конце концов изобразил себя в виде эльфа-рыцаря. Это была последняя отчаянная попытка. То же самое произошло и в твоем случае. Его замешательство и гнев постоянно становились на пути у совершенства. Он прятался в ивовой комнате, пытаясь нарисовать тебя правильно… создать образ, «достойный твоей памяти». Был один способ сделать так, чтобы он вышел и снова начал жить – похитить все твои изображения. Они выглядели чудовищно. Бесчеловечно было бы оставить им жизнь, но у нашего страдающего художника не хватило силы их уничтожить. Поэтому я сделал это вместо него. Я убедил Джебедию, что лучший способ освободиться – не заходить в ивовую комнату. Избегать напоминаний о тебе и признать свой гнев.

Я прислоняюсь к дереву и прижимаю прохладный камушек к кольцу, которое висит под футболкой, чтобы умерить покалывание в груди. Неудивительно, что душой Джеба правят ярость и жестокость. Он питается силой, которую выкачивает из двух самых могущественных, умных и склонных к манипуляциям обитателей Страны Чудес. Джеб воюет сам с собой, пытаясь справиться с этой силой. Совсем как я раньше. Но его борьба тяжелее, потому что двум волшебным частям противостоит лишь одна человеческая.

Я закрываю глаза.

– Ему, наверное, так одиноко…

Из облака доносится ворчание:

– Ей-богу, Алисса, ты меня обижаешь. Я – отличная компания.

Я живо открываю глаза.

– Ты солгал ему. Ты не хотел, чтобы Джеб знал, что ненавидеть меня его заставляет магия Червонной Королевы. Как ты это устроил? Он должен был увидеть те воспоминания в розовой комнате.

– Несмотря на магию, которой он владеет, твой смертный здесь не в своей стихии. Кроме меня, ему некому доверять, некому рассказать о своих сомнениях. Ведь я – источник его силы. Поэтому, когда я сказал ему, что картинки в розовой комнате – это мои воспоминания о тех временах, когда я общался с королевской семьей, у Джебедии не было причин ставить под сомнение мою искренность.