– Вижу, появился для тебя магнит здесь попритягательней, чем наше расследование, – ворчливо, как старуха, упрекнула ее Катя.

– Не спишь? Ты о чем?

Катя погрозила ей пальцем.

– О нем? Да нет… брось… это так просто.

– О чем воркуете по три часа?

– Ни о чем. Так. – Анфиса чему-то мечтательно и тихо улыбалась, расстегивая лифчик. – Он меня о галерее расспрашивал. О моей работе. О фотографировании. Где я этому училась. Он умный парень. Хорошо образован. Встреться мы при других обстоятельствах, я бы решила – он яппи такой весь… из какой-то компании, фирмы… консалтинг, IT. Даже трудно представить себе, что он…

– Полицейский?

– Начальник полиции в захудалом городке на сто первом километре.

– О чем еще речь шла?

– Ну, я все про наши фотографии… Пыталась сказать ему, что это как мозаика. Что мы можем как угодно все это интерпретировать, а реальность – то, как все было на самом деле, – может оказаться совсем иной. И он со мной согласен в этом. Но сила фотографий… Пусть даже все это приукрашено и… Взгляни на мой аккаунт в Фейсбуке, какие там мои фотки – я же их постоянно редактирую, стараюсь выбрать, что попригляднее. И все так делают сейчас. Век селфи… И тогда тоже старались… Это все выборочно, что мы имеем. Правда – она может оказаться совсем другой. Так что надо быть осмотрительными и осторожными и не полагаться слепо…

Катя повернулась на живот и спрятала лицо в подушке. Ее душил смех. Заговаривайте, заговаривайте друг-другу зубы…

Анфиса разделась, завернулась в полотенце и пошла в душ. Среди шума воды Катя услышала, что она то ли поет, то ли декламирует. Она всегда пела в душе, когда на душе ее было светло.

Нет имени тебе, мой дальний… Но счастье было безначальней. И тишина. Была весна… Мгновенье в зеркале старинном я видела себя, себя… И шелестела платьем длинным встречать тебя. И жали руку эти руки…

Нет имени тебе, мой дальний… Блок. Господин поэт. Пение стихов в душе – квинтэссенция счастья. Приплыли. Капитан Борис Первоцветов… Только этого нам здесь не хватало.

Осенняя луна снова пялилась в окно номера. У нее был еще более голодный, алчный вид, чем вчера. Катя закрыла глаза – лишь на миг. Так ей казалось.

Открыла глаза… Ночь прошла мимо. В номере плавали утренние сумерки, делая все предметы обстановки еще нечеткими, как на расплывчатом фото.

Катя проснулась от боя часов во сне.

Часы на башне пробили один раз.

Банг!

Словно начало времен, начало начал…

Банг!

Катя резко приподнялась на локте на подушке. Это сон. Но с чем связан этот звук?

Банг… Банк…

Банк!

Анфиса сладко сопела в их общей гостиничной кровати. Она разрумянилась во сне, темные кудрявые волосы разметались по подушке. Ей явно снилось что-то хорошее.

Банк…

Катя начала ее немилосердно трясти – просыпайся, просыпайся!

А потом, еще осовевшие от сна, они, голова к голове, разглядывали в цифровой камере снимки, сделанные Анфисой в городе. И Катя металась по номеру – плескалась в душе, погоняла Анфису, натягивала шмотки, скатывалась вниз по гостиничной лестнице в холл, где немногим постояльцам отеля накрывали утренний завтрак.

Восставший от сна полковник Гущин с помятым лицом в полном одиночестве за их столиком меланхолично поглощал яичницу-глазунью из трех яиц. Фастфуд действовал на него угнетающе. Полковник явно мечтал о тушеном мясе с густой томатной подливой, которое дома готовил сам вследствие фактического разъезда с женой.

– Банк, Федор Матвеевич! – прошипела Катя, одновременно волоча за собой Анфису с камерой в руках и стараясь соблюсти конфиденциальность темы. – Банк в бывшем особняке купцов Шубниковых! Анфиса его сфотографировала – это так называемый Дом с башнями! Мы все банк искали, где Нилов спрятал остальное. Надо проверить!

Анфиса показала Гущину снимок в камере. Тот глянул, вытер губы бумажной салфеткой и приказал им сначала поесть.

– Рано еще по времени, – объявил он спокойно. – И банк закрыт. И в суде судья дежурный… Нам же разрешение официальное потребуется на вскрытие ячейки, если шифр подойдет… так судья еще не появился. Ешьте, трещотки! Не раздражайте меня!

Получили разрешение в суде, известили капитана Первоцветова и двинули в Дом с башнями.

Внушительный особняк из красного кирпича с двумя угловыми башнями округлой формы располагался за городским музеем, в маленьком тенистом парке, засыпанном палой листвой. Особняк огораживала чугунная решетка, призванная защитить от посягательств место бесплатной банковской парковки. Над входом в особняк красовалась огромная вывеска: «Банк «Кредит». А само здание имело флигель – вросший в землю кирпичный кубик в два этажа с окнами, забранными решетками и закрытыми железными рольставнями. Флигель соединялся с особняком фантастического вида галереей со стеклянным потолком, какие бывают лишь в ботанических садах.

Внутри из старинной обстановки и декора сохранилась лишь мраморная лестница да витражи в стиле ар-деко в виде павлинов, все остальное было переделано в стиле обычного банковского офиса.

Их встретил менеджер, капитан Первоцветов предъявил постановление судьи, полковник Гущин показал запись шифра.

– Да, это наш код. Номер ячейки в хранилище и код доступа, – менеджер закивал головой. – Хранилище во флигеле.

– Мы вскроем ячейку, – сказал Гущин.

Менеджер повел их в глубь здания. Катя оглядывала помещение. Здесь они жили… все… И те, кто на фотографиях, и те, кого мы не видели, но знаем их имена и деяния. Вымерший род… И она была здесь – Елена Мрозовская. Ходила по этим залам и коридорам. Что здесь случилось тогда?

Она видела – Анфиса занята схожими мыслями. Ищет взором, куда бы прицепиться, нацелить объектив. Здесь нельзя фотографировать – тут банк. Фотограф Денис Нилов оставил часть своего архива здесь. Ведь он жил в Горьевске… Он воспользовался местным банком, но часть фотографий затем забрал с собой в Москву – ведь он хотел их выгодно продать.

Менеджер вел их стеклянной галереей.

– Не слишком практично для банка, – заметил Гущин. – Потолок и тот стеклянный. Влезут.

– Заложить здесь все кирпичом не в нашей власти – это памятник архитектуры и истории. Дом Шубниковых. Здесь когда-то располагались оранжерея, зимний сад. Говорят, ананасы к столу выращивали, лимоны, дыни – купцы богатые. И цветы. Мы эту часть отреставрировали на средства нашего банка как дар городу. А в плане защиты от проникновений приняли свои меры.

Катя смотрела под ноги – пол в бывшей оранжерее новый. Итальянская терракотовая плитка.

Вход во флигель преграждала железная дверь с электронным замком. Менеджер коснулся сенсора. Им открыл охранник в форме.