Вооруженный этим новым пониманием, Сципион Африканский и его брат приняли на себя миссию установления римского господства в Эгейском море. Чтобы не сталкиваться с флотом Антиоха, представлявшим грозную опасность, вместо пересечения Эгейского моря армии шли посуху к северу до Геллеспонта. Римским флотом командовал Марк Ливий, который людей на корабли набирал из «морских колоний», хотя прежде колонии были освобождены от воинской повинности. При всей немногочисленности кораблей и нежелании моряков нести службу ценность римского флота была засвидетельствована самим Ганнибалом, который сообщал Артиоху, что «римское оружие[282] на море не менее мощно, чем на суше». Как бы в доказательство этого суждения римляне и их родосские союзники одерживали над селевкидскими флотами победу за победой, в одной из битв победив самого Ганнибала. Такие неудачи потрясли Антиоха: как поясняет римский историк Тит Ливий, «из-за потери власти[283] на море он сомневался в своей способности защитить дальние владения». Он увел армию от Геллеспонта, и легионы Сципиона без помех переправились в Азию. После финальной битвы на суше римляне продиктовали условия мирного договора, по которому Антиох потерял контроль над Ионией. Теперь Рим установил свое владычество над всем Эгейским морем, и после столетий неподчинения восточному деспотизму греки склонились перед западной властью.

Для поддержания своего влияния римляне начали кампанию под девизом «разделяй и властвуй». Одной из первых жертв пал их верный союзник Родос, чьи силы Рим постоянно истощал. После Третьей Македонской войны (172–167 гг. до н. э.) Рим передал остров Делос Афинам с условием превращения Делоса в беспошлинный порт, что обошлось Родосу ежегодной потерей примерно 140 талантов (около 3500 килограммов серебра) на одной только портовой пошлине.[284] Следующий удар был получен при завершении Третьей Пунической войны (149–146 гг. до н. э.) и разрушении Карфагена — важного торгового партнера для Родоса. Еще до этой войны Рим отказал карфагенянам в праве обороняться от нападений соседней Нумидии, вынудил сложить оружие перед римской властью и настоял на том, чтобы город был разрушен, а его жители отошли на восемьдесят стадиев в глубь территории прочь от берега, — по совпадению именно такое расстояние некогда рекомендовал Платон для сохранения города от развращающего влияния морской торговли. Эти оскорбительные требования карфагеняне отклонили, но полстолетия подчинения Риму во всех международных и морских делах привели к тому, что их военный флот был плохо снаряжен, ему не хватало людей и выучки. Однако даже при ощутимом преимуществе в умениях, оружии и опыте Риму для победы в последней Пунической войне понадобилось три года. Когда город в итоге пал перед натиском армии Сципиона Эмилиана,[285] исполнился боевой девиз Катона — римского сенатора, с неуклонным постоянством призывавшего сограждан к войне и заканчивавшего все речи словами «Карфаген должен быть разрушен».[286] Теперь Карфаген был наконец разрушен — а с ним и морское владычество, процветавшее более семи столетий.

У Рима с падением Карфагена и оттеснением Родоса почти не осталось к II веку до н. э. внешних врагов, способных угрожать средиземноморской торговле, коммерческим центром которой служил вольный порт Делос. Благосостояние острова пошатнулось в 88 году до н. э., когда Митридат IV Понтийский велел убить сотню тысяч римлян и италийцев в Малой Азии и на Делосе. Такое завершение многолетних трений и периодических стычек по поводу римского господства в Греции и Малой Азии стало толчком к началу первой из трех Митридатовых войн (88–63 гг. до н. э.). Войны велись с широким использованием морских кампаний, и вполне вероятно, что они не получили более раннего завершения потому, что римский полководец Сулла вошел в Грецию без поддержки флота. В результате при осаде Суллой Афин и Пирея Митридат мог подвозить подкрепление морем — точно так же, как афиняне во время Пелопоннесской войны. Когда в 86 году до н. э. порт был взят, «Сулла сжег Пирей,[287] доставивший ему больше неприятностей, чем Афины, и не пощадил ни арсенала, ни верфи, ни других знаменитых сооружений», которыми порт славился четыре столетия. Подробных рассказов о морских кампаниях до нас не дошло, лишь отдельные фрагменты позволяют составить представление о размахе событий. В рассказе об этих войнах Аппиан отмечает: «…многократно[288] [Митридат] имел более 400 собственных кораблей» — это численное преимущество позволило ему двинуть армию в Грецию, но было недостаточным для захвата Родоса, который еще оставался союзником Рима. Митридат получал поддержку не только от своих земель и ближайших соседей, но и от римского полководца Сертория, который поднял против Суллы восстание в Испании и посылал морем войска в помощь Митридату. Прославленный полководец Лициний Лукулл научился на ошибках Суллы — от которых он сам же Суллу спас — и, хотя во время второй войны он ощутимое время провел на марше, продвигаясь в глубь Малой Азии, его успех настолько зависел от черноморских портов Синоп и Амасия, что во время триумфа в Риме его процессия включала в себя «сто десять кораблей с бронзовыми носами».[289]

Постоянные сражения, происходившие в Эгейском море начиная со второй половины II века до н. э., вкупе с римской практикой оставлять потенциальных противников без флота привели к возрождению пиратства. До конца века официальный Рим не обращал на это особого внимания, да и после пытался решать проблему по большей части бессистемно. Череда рейдов против отдельных пиратских банд провалилась из-за увертливости противника и пиратской взаимовыручки. Хотя основным прибежищем пиратов была Киликия в Малой Азии, разбой нес угрозу морской торговле по всему Средиземноморью, пираты могли напасть на любой корабль в любом месте. В 66 году до н. э., после расправы с пиратством, римский оратор Цицерон в своей речи однажды напомнил публике о том, в какой крайности находился Рим прежде:

Стоит ли мне сокрушаться [290] о том, как бывали захвачены по пути в Рим посланники других стран, если даже за римских послов уплачивался выкуп? Упоминать ли морские опасности для купцов, если двенадцать ликторов [официальных охранников] попали в руки пиратов? Говорить ли о захвате славных городов Книда, Колофона, Самоса и бесчисленных других, если вам отлично известно, что и ваши собственные гавани, и те, благодаря которым вы живете и дышите, побывали во власти морских разбойников?.. Пристало ли мне сетовать на неудачи в Остии, легшие постыдным пятном на наше государство, если почти на наших глазах флот, порученный командованию римского консула, был захвачен и уничтожен пиратами?