Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли-и-и!.. – протяжно скомандовал капитан.
И они пошли, колонна обреченных на смерть преступников. И тронулась за ними, скрипнув колесами, повозка. И скрип колес, и стук сапог, и звон цепей, и бряцанье доспехов и оружия поглотила глухая тьма…
И выплюнула спустя четверть часа…
В Тухлую Топь.
– Закрыва-а-ай!..
И могучая железная челюсть Пасти со скрежетом поползла вниз.
Здесь не было снега. И солнечного света не было. Тухлая Топь была сера и безжизненна. Плотный полог неподвижного тумана низким потолком нависал над пустынным океаном липкой грязи. Редко-редко где взгляд мог зацепиться за кривое деревце, черное, прижатое к земной поверхности пропитанным гнилой влагой воздухом и царящей здесь атмосферой унылой безнадежности.
Закованные бандиты притихли.
Позади них была только отвесная скальная стена, где-то высоко-высоко переходящая в стены замка Утренняя Звезда. А обочь и впереди – тоскливые пространства Топи.
Мартин переступил с ноги на ногу, под каблуком его что-то хрустнуло. Он поддел это что-то носком сапога – из грязи выглянула длинная часть белой кости.
– Человечья, вроде… – негромко проговорил позади Мартина Стю. – Рука, что ли?..
Ухорез брезгливо поморщился и пнул находку, подняв фонтан тяжелых грязевых брызг. Кость отлетела только на полшага – на ней обнаружились насквозь проржавевший кандальный браслет и обрывок цепи…
Мартин Ухорез невольно содрогнулся.
Он родился в Предместье Золотого Рога, в самом конце самой крайней улицы, в утлой хибарке, больше напоминавшей шалаш. Мать его, некрасивая худая женщина, похожая на сухое надломленное деревце, жила тем, что прислуживала торговцам на рынке; а отца Мартин никогда не знал. Хотя и предполагал, повзрослев, что ответственность за его появление на свет могли в равных долях разделить между собой все рыночные торговцы мужского пола. Оборванный, тощий, вечно голодный, с торчащими пучками ярко-рыжими волосами на угловатой голове – Мартин был частым объектом насмешек и издевательств со стороны всех окрестных пацанов. Частым, но не вполне удобным, так как драться научился с раннего малолетства и отхватывал только тогда, когда противников было больше, чем двое-трое. Впрочем, как только ему стукнуло двенадцать, издевательства прекратились. Сразу и навсегда. Да и вообще… вся жизнь его круто изменилась тогда.
Он потом часто вспоминал тот момент… Узкий переулок. Трое сзади, трое спереди, у каждого если не палка, так камень в руке. Бежать некуда, разве что птицей взлететь на крышу ближайшего дома… «Ну что, крысеныш рыжий? – процедил через оттопыренную губу верзила Барт, сын местного башмачника, демонстрируя Мартину свежий багровый укус на своей руке. – Помнишь? Чья работа? Ага… Вот сейчас ты за нее и расплатишься…»
Первый удар прилетел сзади – палкой по голове. Тут же, не дав опомниться, Барт пнул Мартина ногой в живот. Мартин согнулся и упал на колени. «Топчи его! – торжествующе заорал кто-то из пацанов. – По зубам бей, по зубам! Чтоб в следующий раз кусаться было нечем»! Мартина обступили, сопя, мешая друг другу, заработали палками и ногами. Били долго, пока не устали. Рыжий сын рыночной прислужницы на какое-то время даже потерял сознание, а, когда пришел в себя, приподнял окровавленную голову, увидел, что враги против обыкновения, выколотив на нем свою злость, не ушли. Они стояли кружком, о чем-то возбужденно совещаясь. «Может, не надо, а? – разобрал он чей-то неуверенный голос. – Как бы чего не вышло…» «Надо! – безапелляционно рявкнул верзила Барт. – Хорошенько накажем, больше рыпаться не будет. А если он в следующий раз палец кому-нибудь оттяпает? Или ножом пырнет? От этого полоумного всего можно ожидать…»
Мартин опустил голову и закрыл глаза, делая вид, что еще не пришел в себя. Надо было, конечно, попытаться улизнуть, но как? Излупили его основательно, долго и быстро бежать он не сможет…
А враги тем временем продолжали обсуждение… И скоро Мартин с ужасом понял, что ему предстоит. Они, эти сволочи, собирались облить ему спину горючей смолой и поджечь. Он видел: так иногда мужики Предместья поступали с каким-нибудь залетным попавшимся на воровстве бродягой – обезумев от жуткой боли, бедняга метался по улицам, сопровождаемый хохотом и улюлюканьем. Самые догадливые бежали к ближайшей речке, но до речки было полтысячи шагов… и добегали далеко не все.
Ужас очень быстро сменился гневом. Руки стиснулись в кулаки, зубы крепко сжались. Пусть его мать самая бедная на всей улице и, наверное, даже во всем Предместье, пусть она за медную монетку и миску похлебки удовлетворяет любые желания разохотившихся рыночных торговцев… Но ведь их маленькая семья всю жизнь живет на этой улице, у них свой дом, они всех знают, их знают все. Они тутошние, местные, а не какие-то бродяги! Такого позорного наказания, ужасного наказания Мартин точно не заслужил. Почему это верзила Барт должен решать – жить ему или умирать? Ну, кусанул он его руку. Так ведь тот же Барт сколько его колотил!..
И вдруг что-то странное, что-то новое сделалось с Мартином. В голове будто зажегся свет, и в этом свете окружающая действительность стала выглядеть как-то… по-другому. Она стала какой-то очень простой и доступной, эта действительность. Вот валяется на земле палка, которой его только что били. И, кажется, чтобы поднять эту палку, вовсе не обязательно брать ее в руку, достаточно только посмотреть, захотеть, и она сама…
Он посмотрел и захотел. Палка чуть шевельнулась. И медленно, чуть колыхаясь, поплыла вверх по воздуху.
Мартин даже не удивился. В тот момент он подумал, что так и должно быть.
Он встал на ноги.
Его увидели, заухмылялись. Их было уже пятеро – одного Барт послал за горшком со смолой. Что ж, пятеро так пятеро. Да хоть десятеро! Мартин уже ничего не боялся и не сомневался в неожиданно открывшемся в нем даре.
Он огляделся вокруг и взмахнул руками, подчиняя своей воле все неживые предметы, попавшие в область его зрения.
И палки, и камни, и старые кости из канавы, и куски черепицы с крыш – все это поднялось высоко и вдруг обрушилось на врагов рыжего сына рыночной прислужницы. Разлетелось в стороны и снова обрушилось… Верзила Барт первым попытался сбежать, но Мартин только глянул на него – и он запнулся, перевернулся и завис в воздухе, будто кто-то невидимый схватил его за ногу. И с размаху шмякнулся оземь…
Этот странный свет, пробудившийся в Мартине, скоро улегся, успокоился. И с такой мощью больше уж никогда не проявлялся. Но с того дня Мартин понял, что не такой, как все. Нет, не в том смысле, что хуже всех (как твердили ему раньше), а совсем наоборот. Что есть в нем нечто, чего нет во многих других людях – есть в нем талант магии. Понял Мартин и еще кое-что. Рано или поздно весть о случившемся дойдет до магов Золотого Рога, и тогда ему несдобровать. Ведь всем известно: магическим талантом обладают лишь люди благородного происхождения. А если простолюдин вдруг станет демонстрировать необычные способности, всем понятно: дело тут не обошлось без вмешательства Сумрачных Сестер. Это только в глухих деревеньках на мужичков-целителей смотрят сквозь пальцы. Вроде как считается, что подобные слабенькие способности вполне допустимы. А тут – такое… Да от двенадцатилетнего пацана!