— В леса тамошние ходить не советую, — заметил бог — и люди там недобрые, да и встретить кое-кого похуже, чем ётуны, можно.

— Это точно. Вендихо спуску никому не даст, — кивнул Локи.

— А кто это? — робко спросил Видгнир.

— Вендихо-то? Местный божок. Сволочь, между прочим, редкая. Подчинил себе несколько племён людей, и всё бы ничего, если б не злоба его непомерная. К чужим относится с враждою, а своих на всяческие мерзости склоняет. — Локи поморщился от отвращения. — Кто он, откуда взялся — не знаю, только вот чары на вас напустить нехорошие может либо подвластные ему племена натравить.

— А как он выглядит?

Локи прыснул со смеху, недоброго надо сказать:

— Увидишь — уж не спутаешь. На человека Вендихо мало походит, и мнится мне, что он тоже из рода духов, пришедших в Мидденгард Неразделенный вместе с Потерявшим Имя. Если шкура вам дорога — слушайтесь Одина и от берега не удаляйтесь. Целее будете.

«М-да-а. Перспективка. Здесь ётуны, там Вендихо какой-то. А боги с валькириями чего стоят? — подумал отец Целестин. — И на кой я ввязался в эдакую заваруху? Вот ведь шило в заднице на старости лет заворочалось!»

— Так ты нам сейчас ничего про Трудхейм и не скажешь? — Торин выглядел разочарованно. Выходит, опять «пойди туда, не знаю куда»… Сколько ж можно вслепую-то плыть?

Один в ответ только руками развёл:

— Выходит, не скажу. И сам толком ничего не знаю. А с Нидхёггом вы ещё познакомитесь, если желания Чашу добыть не потеряли. Вот разведают мне то, что Локи узнать не удосужился, тогда и говорить будем. И ещё: не вздумайте сами Дверь Меж Мирами искать. Мало что на Вендихо или тварей из свиты его напоретесь в лесах, так ещё попадётесь на глаза кому не нужно. Возле Двери всякого отребья из Междумирья шныряет предостаточно. Мигом Нидхёггу донести могут, что потомок Элиндинга за Чашей прийти собирается. Вот тогда-то чёрный дракон вам тёплую встречу уготовит… Поняли?

— Поняли, — вздохнул Торин, — сидеть смирно либо у Хейдрека, либо на бережку и тебя, Могучий, или гонца твоего ждать.

— Ну вот и замечательно! — улыбнулся Один, поднимаясь и оправляя плащ. — Ну что, Локи, пойдём Асов на Тинг собирать. Вестями поделишься.

Один поднял свой мешок, забросил его за плечи и надел шляпу. Волки вскочили на ноги, встряхнулись и уставились преданными глазами на своего господина.

— Гёндуль! — позвал Князь Асов валькирию. Дева упорно делала вид, что дремлет, но из-под полуприкрытых век блестели синие глаза. — Гёндуль, дождись с ними утра, а потом можешь отправляться куда душе угодно. Если что, на помощь зови, а не геройствуй.

— Ладно тебе! — Валькирия потянулась и зевнула, показав во всей красе ротик, в котором свободно поместился бы кулак Торина и ещё место бы осталось. — Чему тут случиться? Но уж если надо, то сделаю, что велишь.

— Я огонь вам оставляю, — Один повернулся к Торину, — место тут хоть и открытое, но вот камень опять же от ветра прикроет. Не вздумайте отсюда уходить. В посёлок завтра к утру вернётесь.

Все встали проводить верховного бога Скандинавии. Отец Целестин даже попытался сделать неуклюжий книксен, но Один явно неодобрительно относился к чинопочитанию, в отличие от Локи, которому доставили большое удовольствие отвешенные ему поклоны. Отойдя на десяток шагов от камня, Один опять сунул два пальца в рот и свистнул. Долгий, оглушительный и переливчатый свист пронёсся над каменной пустыней, а чуть погодя раздался топот копыт, и перед изумлёнными взглядами людей появился конь, вынырнувший из серых сумерек.

— Слейпнир, хороший! — Один погладил своего скакуна по гриве, а тот, довольно фыркая, прямо пританцовывал, радуясь встрече. Все бы в Слейпнире было ничего — и статный, и красивый, хвост, как знамя, по ветру вьётся, только ног почему-то восемь. Две дополнительные передние ноги росли из груди в один ряд с теми, что положены, а две задние — также из живота, отчего лошадь слегка смахивала на паука-переростка. Лошади Торина и остальных косились на явленное диво с недоверием.

— Его папой Пегас был, — объяснил Один раскрывшему рот отцу Целестину, — думали, ребёнок тоже с крыльями родится, а вышло вот такое… Ох уж мне эти эксперименты над животными!

Бог вскочил на спину своего чудного скакуна. Тут же Локи занудно произнёс:

— Мне что, опять своим ходом? Может, вдвоём поедем?

— Слейпнир не выдержит двоих. И, кроме того, что за привычка — ездить на спине собственного сына? — сделав каменное лицо, ответил Один и, ударив коня пятками, издал какой-то жуткий клич, напоминающий вопли терзаемых в аду грешников. Слейпнир с места взял в галоп, потом резко подпрыгнул и взмыл в воздух. Оба волка последовали за ним. Зрелище было потрясающее.

Локи выругался, сплюнул и вдруг встал на четвереньки, бормоча непонятные слова. Внезапно он начал расти, и облик его более не походил на человеческий. Лицо удлинилось, вместо ступней и кистей обозначились копыта, а через минуту перед отцом Целестином и его спутниками стоял небольшой конёк тёмно-бурой с рыжим масти. На спине просматривались малюсенькие крылышки.

— Что, это и есть Пегас? — не выдержал Гунтер, хотя и не совсем представлял себе, о чем шла речь.

Конёк стукнул копытом, оскорбительно заржал и часто-часто захлопал крыльями, больше подходившими голубю, чем твари его размеров. Наконец он с трудом взлетел, присоединившись к кружащему над головами людей Слейпниру.

— Ждите меня в западных землях!! — сквозь свист ветра прорвался зычный голос Одина. — Мы ещё не раз встретимся!

Все, задрав головы, наблюдали, как тёмные силуэты странных созданий уменьшались, исчезая в низких облаках. К реальности их вернул сварливый бас Гёндуль:

— Мужики, пожрать чего есть?..

Один сдержал обещание: выбивавшиеся всю ночь из каменной плиты языки огня по-прежнему весело плясали среди кромешной ночной тьмы, что плотно окутывала Исландию. Ветер, шипя и свистя на разные лады среди натыканных по равнине валунов, поднимал мелкую ледяную пыль, изредка швыряя холодные пригоршни снега в маленький лагерь, образовавшийся вокруг волшебного огня. С этим неудобством, однако, можно было смириться. Громадный, в четыре человеческих роста, камень нависал над костерком подобно стене, укрывая людей и лошадей от самых яростных шквалов, то и дело налетавших со стороны недалёких холмов.

Хотя Торин и несколько робел поначалу в присутствии страстной валькирии, но довольно быстро взял обустройство ночлега в свои руки и постарался на славу. С лошадей сняли мешки с едой и запасной одеждой, расстелили несколько шкур между огнём и каменной глыбой так, что получилось довольно уютное лежбище, пусть и несколько тесноватое. Пока Видгнир и Гудмунд стряпали ужин, прекрасная валькирия с томным вздохом опустилась на подстилку, заняв едва ли не половину свободного пространства. Развалясь перед огнём, красавица, нисколько не задеваемая осуждающими взглядами отца Целестина, негодовавшего на её костюм (а вернее, на отсутствие такового), распустила косы и, достав непонятно откуда костяной гребень, занялась приведением своей внешности в надлежащий вид. Когда волосы цвета соломы под солнцем были тщательно расчёсаны, Гёндуль оказалась закутанной в великолепный золотой плащ из собственных волос, доходивший до колен. Это зрелище даже отцу Целестину доставило удовольствие, ибо на некоторое время воительница стала выглядеть несколько скромнее, чем обычно. Гунтер же, мгновенно позабыв обиду, взирал на предмет своего вожделения с нескрываемым обожанием.