Он вошел в дом, и сразу направился в рабочий кабинет. Он не любил работать по субботам, но это необходимо, раз он хотел отдохнуть в понедельник. Возможно, он здесь переночует, чтобы пораньше завести машину. Но сосредоточиться на работе оказалось нелегко, как всегда, когда он думал об убитых девушках. Стоило начать думать о них, и больше ничего не шло на ум. Так же, как и в гостях у матери. Но он не думал об этом, когда хотел убивать. Когда он видел следующую, то становился машиной, заряженной адреналином, и с единственной функцией. Нет, не совсем машиной. Ведь в эти моменты он находился в сознании, чувствовал, как кровь стучит в венах, как бьется сердце, шумит в ушах, как покалывает кожу и пересыхает во рту. Он чувствовал тесноту в груди и шее. Все тело становилось легким и летящим, но оставалось под контролем, как у танцора.

В этом не было ничего сексуального. В сексе он не чувствовал себя таким всемогущим. К тому же желание убить не походило на сексуальное желание, оно и по силе отличалось. В эти моменты он дотрагивался только до шеи своей жертвы, и еще, если необходимо, поднимал ее, чтобы спрятать. Ему пришлось потрогать кожу Джеки Миллер, когда он снимал с нее серьги, а у Гейнор Рей, к счастью, крестик висел поверх шелковой блузки. Воспоминания об этих касаниях останутся с ним навсегда, жуткие, как прикосновения к разлагающейся плоти.

Тогда зачем же он убивает их? Зачем ему это нужно? И почему это началось с ним только два года назад? Девушки проплывали у него перед глазами, как тени, но он их хорошо помнил, словно любовниц. Эти лица не обвиняли его, а только дразнили, будто в результате победили они. Они победили потому, что он еще не докопался до главной причины своих поступков. Он вдруг с яростью ударил кулаком по столу, так, что подпрыгнул ноутбук и ручки в стакане.

Когда пришел Джеймс, Уилл смотрел британский фильм тридцатых годов. Бекки, все больше волнуясь по поводу предстоящей встречи, уговорила Уилла включить что-то приличное, но Уилл виртуозно владел пультом дистанционного управления, и стоило Бекки отвернуться, он переключался на свою передачу. Джеймс пришел с цветами и бутылкой вина. Его представили, Уилл, приподнявшись, пожал ему руку как нормальный человек, правда, молча. Бекки отчаянно хотела, чтобы они поладили. Она выгладила для Уилла белую рубашку и надела на него синий галстук. Теперь, в отличие от прошлого раза, она могла гордиться его внешним видом. После нескольких дней хорошей еды и сна он выглядел совершенно нормальным, даже красивым. Она все еще раздумывала, стоит ли говорить Джеймсу о том, как Уилла забирали в полицию, и об обвинении – но как иначе объяснить его молчание и постоянное присутствие в ее квартире?

– Через минуту начнется регби, давай потом переключим? – предложил Джеймс.

Уилл неуверенно кивнул, Джеймс переключил на другой канал, и Уилл не стал ему мешать. Они сидели молча, пока Бекки готовила чай. Она надеялась поговорить с Джеймсом, пока Уилл смотрит телевизор. Ей многое нужно ему объяснить, но она заметила, как Джеймс старается делать вид, что ему очень интересно, чтобы установить контакт с Уиллом, и была ему благодарна. Через час, когда чай был выпит и печенье съедено, Джеймс наконец вошел на кухню, обнял Бекки и прижал к себе.

Бекки неохотно освободилась от его объятий. А вдруг Уилл зайдет и увидит, как они обнимаются? Как он отреагирует? Будет ли возражать? Он ни разу не видел ее с мужчиной, до того дня, когда уснул на ступеньках.

– Я должна рассказать тебе о нем кое-что. О нем, о себе и о том, почему он здесь.

– Ты ничего не должна, не сегодня, по крайней мере. Все и так нормально.

– Но я предпочла бы выговориться.

Она начала с сестры, и прежде чем дойти до случая в полиции, сказала о своей вине, о том, как отказалась от ответственности, о любви к ней племянника, и наконец, о грустном происшествии в его жизни.

– А что он делал в саду?

– Не знаю. Но подозреваю, что у него есть этому логическое объяснение. Я хочу сказать, такое объяснение, которое покажется логичным человеку с его умственным уровнем. Но он не может объяснить мне этого, потому что не может теперь говорить.

– Он немой?

– О, нет, нет. Он замолчал, когда пообщался с полицией. Они запугали его. Ужасно, правда?

– Да уж, – серьезно согласился Джеймс.

Он сжал ее руку в своих. В этот момент вошел Уилл. Матч регби закончился, и Уиллу нужна была компания. Он увидел Бекки, стоящую спиной к мойке, и Джеймса, держащего ее за руку. Они стояли совсем близко и смотрели друг другу в глаза. Уилл несколько раз издал невнятный возбужденный звук. А от его взгляда Бекки похолодела. В нем не было грусти или недоумения. Он был злым.

– Пойдемте назад, в гостиную, – мягко сказала она. И что там с ними делать?

Уилл снова включил телевизор и похлопал по диванной подушке рядом с собой. Джеймс сел в кресло в другом углу комнаты. Уилл нашел себе мультфильм, очень шумный и яркий, с какими-то диковинными зверюшками, покрытыми чешуей, зелеными и фиолетовыми, с крыльями и рогами. Они яростно дрались, а Уилл улыбался. Драки выдуманных зверей его не расстраивали. Возможно даже, они были для него слишком нереальными. Странно, думала Бекки, глядя на Уилла, сидящего к Джеймсу спиной, а к ней вполоборота. Она все переживала, как Джеймс примет Уилла, но и не думала, что Уилл может не признать его. Бекки в отчаянии откинулась на подушки. Джеймс взял газету, нашел на столе ручку и принялся разгадывать кроссворд.

В обед Фредди и Людмила, готовые к путешествию, вышли из дома через магазин. Фредди нес два огромных чемодана с вещами, которые Людмила посчитала необходимыми для двухдневного отдыха на английском морском курорте. Сама она держала коробку со шляпкой и чехол с платьями. На свое бледно-голубое шифоновое платье она накинула шубку из шиншиллы, вероятно, очень старой, а поверх шубки набросила оранжевую шаль, чтобы скрыть места, побитые молью. Оба чмокнули Инес, – чего никогда не случалось раньше, – словно уезжали навсегда. Вошедшая Зейнаб, увидев их, отвернулась и сделала вид, что осматривает сломанные дедушкины часы.

– Мы вернемся обратно раньше тебя, Инес, – сообщил Фредди. – Так что можешь положиться на меня. Я отключу сигнализацию. 2647, правильно?

– Можно еще выйти на улицу и громко прокричать номер, – сказала Зейнаб, повернувшись к нему. – Сообщить всем ворам и дать им ключи.

– Успокойся, Зейнаб, – Инес испугалась еще одного скандала. – И правда, Фредди, не стоит при всех вслух произносить этот номер.

– Я никогда не стал бы этого делать при посторонних, Инес. Или я ошибаюсь, считая, что все присутствующие здесь безупречны? Да, я слишком доверяю людям, вот в чем проблема.

– И что это должно означать? – Зейнаб приблизилась к нему на два шага.

Наконец и Инес сообразила, что он имел в виду.

– Пожалуйста, Зейнаб, – сказала она и обратилась к Людмиле, которая закурила сигарету. – Идите отсюда, оба. Не знаю, когда отходит ваш автобус, но я уверена, что вы уже опаздываете.