Шум воды прекратился. Рейчел положила магнитную карту обратно в карман и повесила плащ на спинку стула. Однако чек из магазина она сунула в задний карман своих джинсов. Зачем – она и сама не знала. Инстинкт.

Каждую годовщину своей встречи Брайан и Рейчел отмечали в баре «РР» и танцевали под мелодию «Since I Fell for You». Музыкальные автоматы, еще игравшие эту песню, выдавали ее, как правило, в исполнении Джонни Мэтиса, но автомат бара «РР» хранил оригинальную версию, послужившую основой для всех остальных, чудо-хит Ленни Уэлча.

Это была песня не столько о любви, сколько о ее потере, жалоба человека, охваченного безнадежной страстью к бессердечной возлюбленной (или возлюбленному, в зависимости от исполнителя), которая/который, конечно же, погубит его – или ее. После первого танца под эту музыку они прослушали множество версий – Нины Симон, Дины Вашингтон, Чарли Рича, Джорджа Бенсона, Глэдис Найт, Аарона Невилла и Мэвис Стейплс, если называть только самых именитых. Рейчел однажды отыскала песню в iTunes и обнаружила там двести шестьдесят четыре варианта в исполнении чуть ли не всех певцов, начиная с Луи Армстронга и кончая дуэтом Captain & Tennille.

В этом году Брайан снял весь зал в глубине бара и пригласил друзей. Пришла Мелисса. Явился Дэнни Маротта, бывший оператор Рейчел на Шестом канале. Дэнни привел жену Сандру, а та прихватила Лиз, свою коллегу по работе. Были также Анни, Дарла и Родни, которые выкупили вместе с другими «Глоб» уже после ухода Рейчел из газеты. Калеб привел Хайю в облегающем хлопчатобумажном платье – умопомрачительно простом, черного цвета – и в туфлях без каблуков; черные волосы были зачесаны назад и кверху, обнажая изящную шею. Ребенок, пристегнутый к бедру, придавал Хайе более земной вид и делал ее еще сексуальнее. Девочка, кстати, выглядела идеально, унаследовав яркую, но разную красоту обоих родителей-брюнетов; лицо ее было строго симметричным, глаза – как теплая черная нефть, кожа – цвета песка в пустыне сразу после захода солнца. Рейчел заметила, что глаза Брайана, обычно придирчивого в этом отношении, вспыхивали, когда Хайя и А-Бэ проходили мимо него, словно два фантастических прачеловека из мифа о сотворении мира. Хайя ловила на себе взгляды молодых подчиненных Брайана и Калеба, чьи имена даже не пыталась запомнить. Те с трудом отрывали от нее взгляд, хотя все девушки, которых они привели, были ослепительны и в свои двадцать с небольшим могли похвастаться безупречным телом.

В другой вечер Рейчел, возможно, ощутила бы укол ревности к Хайе или, по крайней мере, неявное приглашение к соперничеству: женщина только что родила, а ее фото можно было хоть сейчас поместить на главную страницу каталога женского белья. Но на этот раз Рейчел знала, что и сама выглядит прекрасно. Не модель, рекламирующая какой-то товар, а сдержанно-элегантная красавица, объявляющая всем присутствующим, что она не испытывает необходимости выставлять напоказ подаренное ей Господом и не утраченное благодаря генам и пилатесу.

В какой-то момент они с Хайей оказались вдвоем около бара. А-Бэ спала в детском автомобильном кресле, у ног матери. Из-за языкового барьера Рейчел и Хайя, по сути, никогда не разговаривали друг с другом, обмениваясь лишь фразами вроде «здравствуйте» и «до свидания», к тому же обе не виделись почти год. Однако Калеб уверял, что его жена теперь владеет английским гораздо лучше. Рейчел решила рискнуть и убедилась, что он не преувеличивал: Хайя действительно говорила хорошо, хотя медленно подбирала слова.

– Как поживаете?

– Я… вполне счастлива… А вы?

– Замечательно. А Аннабель как?

– Она… довольно капризна.

Рейчел посмотрела на девочку. Та мирно спала в своем креслице посреди всеобщего разгула, а перед этим, на коленях у матери, ни разу не пискнула и не дернулась.

Хайя молча смотрела на Рейчел: непроницаемое лицо, плотно сжатые губы.

– Большое спасибо, что пришли на наш праздник, – вежливо произнесла Рейчел.

– Ну… он ведь мой муж.

– Так вы пришли только поэтому? – спросила Рейчел с легкой улыбкой.

– Да. – Хайя смущенно опустила глаза. Рейчел почувствовала укол совести, словно она изводила бедную женщину, заставляя ее натыкаться на барьеры, языковой и культурный. – Вы… выглядите очень красивой, Рейчел.

– Спасибо. Вы тоже.

Хайя взглянула на дочку:

– Она… просыпается.

Рейчел не представляла, как Хайя почувствовала это заранее, но секунд через пять глаза девочки действительно раскрылись.

Рейчел присела около нее. Она всегда терялась, когда приходилось разговаривать с грудными детьми. Обычно люди делали это, на ее взгляд, очень неестественно – бормотали что-нибудь писклявым тоном, употребляемым исключительно в общении с маленькими детьми, животными, а также престарелыми и больными людьми.

– Привет, – обратилась она к Аннабель.

Девочка воззрилась на нее мамиными глазами, такими ясными, не замутненными ни скептицизмом, ни иронией, что Рейчел почувствовала, как ее взвешивают и оценивают.

Она приставила палец к груди девочки. Та обхватила его рукой и потянула на себя.

– Какая ты сильная! – сказала Рейчел.

Аннабель отпустила палец и посмотрела на купол своего кресла с некоторой досадой, словно не могла понять, зачем он тут нужен. Лицо ее сморщилось, и едва Рейчел успела сказать «Ну-ну!», как девочка завопила.

Хайя схватила кресло, задев Рейчел плечом, подняла его на барную стойку и стала покачивать. Аннабель мгновенно замолкла. Смущенная Рейчел ощутила себя неумелой нянькой.

– Как ловко вы с ней справляетесь, – заметила она.

– Ну, я же… ее мать, – ответила Хайя, тоже немного смущенно. – Она устала… и проголодалась.

– Конечно-конечно, – откликнулась Рейчел, не зная, что еще сказать.

– Нам пора идти. Спасибо за то, что… пригласили нас.

Хайя подняла дочку на плечо, щека девочки прижалась к ее шее. Вместе они выглядели как единое существо, дышащее одними легкими, видящее одной парой глаз. По сравнению с ними Рейчел и ее вечеринка выглядели легкомысленными. И зрелище это было слегка печальным.

Калеб взял кресло, розовую сумочку с детскими вещами и белое шелковое одеяльце, проводил жену с дочкой до машины и поцеловал их, пожелав доброй ночи. Рейчел глядела на них из окна и понимала, что ей не хочется такого счастья. Но одновременно ей все-таки хотелось его.

Кто-то – Рейчел подозревала, что Мелисса, – опустил доллар в музыкальный автомат и нажал кнопку «В17». Снова грянула «Since I Fell for You», и им пришлось танцевать под нее второй раз за вечер.

– Посмотри на себя, – сказал Брайан, кивнув на их отражение в зеркале, занимавшем всю заднюю стену.

Рейчел увидела себя в полный рост. Как всегда при взгляде в зеркало, она в первую миллисекунду удивилась тому, что ей уже не двадцать три. Кто-то однажды сказал ей, что каждый мысленно видит себя всегда в одном и том же возрасте. Для одних он соответствовал пятнадцати годам, для других – пятидесяти, но всегда был одним и тем же. Рейчел представляла себя двадцатитрехлетней. За прошедшие четырнадцать лет в ней, конечно, произошли изменения: лицо чуть вытянулось, появились морщины; глаза оставались зеленовато-серыми, но во взгляде стало меньше возбуждения и уверенности. Волосы с легким вишневым оттенком были такими темными, что чаще всего выглядели черными. Рейчел стригла их коротко, не считая челки, зачесанной на одну сторону, и это смягчало довольно жесткие черты сердцевидного лица.