Седые волосы затянуты в длинный хвост. И, на удивление, очень живые глаза, на круглом морщинистом лице. Ну хоть этот без побрякушек.

— Я, уважаемый. Не требую, прошу, — дипломатию включить лучше поздно, чем никогда.

— Ну раз сам просишь… — усмехается старичок. — Тогда пойдем.

Он, покачиваясь, разворачивается и своим черепашьим ходом устремляется вглубь города. Я бреду следом, разглядывая знаменитый Дименхор. Точнее, его наземную часть.

Меня не впечатляет. Низкие одноэтажные дома с плоскими крышами. Непойми из чего построенные, облепленные снаружи то ли штукатуркой, то ли глиной. Узкие улицы завешаны сверху навесами с обеих сторон. Так, что те соприкасаются, закрывая небо.

И ни в одном окне не горит свет. Только эти уличные фонари, не столько для освещения, сколько для обозначения пути. Даже звуков ночных обитателей не слышно. Ни писка, ни трепыхания крыльев мотыльков.

Жуткое место. Мертвый город. Куда все подевались, под землю всем скопом ушли?

Жрец водит меня какими-то закоулками, постоянно сворачивая. Словно пытается запутать. Не хочется его расстраивать и говорить про поиск пути. Я и сам выбраться могу, и обратно дорогу найти.

Спуск под землю обнаруживается в обычном неприметном доме. Мы заходим внутрь через незапертую скрипучую дверь. Проходим пустые комнаты и попадаем в маленькое помещение без окон. И там, посреди пола, зияет темный лаз.

Пламя единственной свечи дрожит от воздуха, поднимающегося снизу. Пахнет землей, свежей водой и мокрым камнем.

Старичок неожиданно резво ныряет туда, тут же пропадая в темноте. Я осторожно нашариваю ступеньки и спускаюсь, ощупывая ногой путь. Ориентируюсь по кряхтению передо мной.

Мы спускаемся и спускаемся, пока слабый свет проема над головой окончательно не пропадает. Тут же стихает кряхтение и шаркание. Я догадываюсь усилить зрение, призываю силу и… она не откликается. Пусто и глухо, как и вокруг.

— Ну и что дальше? — тихо спрашиваю я, больше сам у себя.

— А дальше ты умрешь, — звучит ответ из темноты.

Ну ты еще зловеще засмейся, старый хрен. Какой-то слишком замороченный способ меня убить. Хотя, если я не чувствую тут ни свою силу, ни чужие, смысл в этом есть.

— А какие еще варианты? — интересуюсь, шаря в темноте руками.

— Варианты? — в его голосе появляется удивление. — Ты же сам хотел попасть в нижний мир.

— А это что, значит умереть? — я тоже удивляюсь.

В темноте замолкают, затем кашляют.

— А что это еще может значить? Я жрец владыки земли, проводник в нижний мир, мир мертвых.

Вот спасибо Элия, подставила ты меня. Я подумал, что нижний мир — это и есть подземный город, мать его. Нда, знать язык — не значит понимать его. Этот, тоже молодец. Без лишних вопросов — хочешь помереть, да пожалуйста. Ну что за люди…

— Ммм, уважаемый. Тут недопонимание вышло. Мне в Дименхор надо, а не в другой мир.

— Так чего ты меня путаешь? — ворчит жрец и темнота вдруг оживает светом.

Огоньки светлячками порхают вокруг. А я расставляю руки для удержания равновесия. Справа и слева от каменной лестницы глубокий обрыв. Никаких ограждений, один шаг в сторону и летишь вниз, успев спеть короткую матерную песенку.

Мы в огромной пещере, на самом верху спуска, который теряется далеко внизу, во тьме. Жрец стоит на несколько ступенек ниже и смотрит на меня недовольным взглядом, опираясь на трость.

— Извините, — раскаиваюсь я, стараясь не смотреть в пропасть. — Несовместимые культурные различия. А почему я не чувствую силу?

— Хм, а вот это интересно, — оживляется старичок. — Ну пойдем, несовместимый.

— Город там? — уточняю я на всякий случай, кивая вниз.

— Там, там, — кряхтит жрец и начинает спуск. — И я очень надеюсь, что это стоило того, чтобы подниматься.

В его темпе спускаемся мы очень долго. Он продолжает что-то незлобно ворчать себе под нос. А я глубоко дышу и смотрю в его затылок. От высоты и гулкого пространства вокруг слегка мутит.

Огромная пещера приводит нас в другую, низкую и вытянутую. Пахнет сыростью и камень под ногами коварно скользит. Идти сложно, от напряжения болят ноги, но я умудряюсь не упасть, пару раз балансируя на грани. Жрец в мою сторону не оборачивается, спокойно проходя опасное место.

И в конце этого «коридора» я застываю, распахнув рот. Здесь действительно целый подземный город. Мы находимся на возвышении и отсюда хорошо видно уходящие вдаль строения.

Да сколько же их тут? В глазах рябит от странной местной архитектуры. Храмы похожи на пирамиды, но с широкими ярусами и лестницами сбоку и спереди. Между ними зажаты дома, вразнобой наседающие друг на друга.

И люди. Множество людей, муравьями бегущих куда-то по улочкам и лестницам. Похоже, когда снаружи ночь, тут начинается день. Доносится детский смех, шум строительных работ и даже блеяние животных и лай собак.

Среди плотной застройки вижу зелень деревьев и порхающих над ними птиц. Неожиданное зрелище живого, шумного города ввергает меня в полный шок. Мне почему-то казалось, что тут лабиринты ходов и пещер, где, сгорбившись, у костров сидят туземцы.

А тут почти мегаполис с парками, улицами, шустрым населением и свежим воздухом. Я пытаюсь рассмотреть потолок, но он слабо мерцает в высоте, прямо как звездное небо.

Старичок терпеливо дожидается, пока я перестану таращиться и закрою рот. Только довольно посмеивается, гордясь произведенным впечатлением.

Мы спускаемся в город и идем к ближайшему храму, а я вижу, что таких подъемов тут несколько. Значит, этот вход не единственный. Похоже вообще персональный, для жреца. Ему приходится долго усмирять дыхание, когда мы доходим до цели.

Внутрь мы не заходим, располагаемся на скамье среди деревьев. Перед ней фонтан, а от улицы нас отделяет невысокая живая изгородь. И она не мешает резвящейся неподалеку ребятне с любопытством меня разглядывать.

— Ну так что там с твоей силой? — задает жрец вопрос сразу, как только усаживается и с удовольствием откидывается на спинку.

— Вот это я и хотел бы узнать, — я корчу рожу детишкам и те с довольным визгом разбегаются. — А почему вы не удивляетесь, что я знаю ваш язык?

— Поживешь с мое, тоже перестанешь всяким мелочам удивляться. Никак работа древнего Адапы?

— Да… А как вы…

— В его стиле. Обучить, отправить куда подальше и ничего не объяснить. Забыл он уже, какого это, чего-то не понимать. Ты на него не серчай, отвык он от жизни, — жрец рукой обводит шумный город.

— А вы можете объяснить?

Жрец смотрит наверх, словно сверяясь с солнцем. Мотает головой: