Дверь за спиной у Толика распахнулась, и в комнату влетела Рита.

– Нет, ну вы совесть имейте, Анатолий Сергеевич! – порывисто заговорила она. – Я целое утро ждала, пока он очнется. Мне тоже поговорить надо!

Толик подошел к ней, развернул ее за плечи и, не сказав ни слова, вытолкнул из комнаты. Рита тут же забарабанила в захлопнувшуюся дверь.

– Ты ведь уже бросал людей в безвыходной ситуации, – сказал Толик, удерживая дверь, которая вздрагивала от натиска Риты. – Знакомое чувство?

– Я всё Данилову расскажу! – закричала за дверью Рита. – Про все ваши намеки и предложения!

Толик приоткрыл дверь и сильно толкнул не ожидавшую этого девушку. Филя услышал звук упавшего тела и короткий жалобный вскрик.

– Ты сдурел? – сказал он, садясь и опуская ноги с кровати.

– Лёг быстро! – скомандовал Толик. – Я с тобой не закончил.

Филиппов послушно улегся и натянул одеяло до подбородка. Толик наконец отошел от двери.

– Летом восемьдесят шестого твоя первая жена погибла при странных обстоятельствах, – начал он, надвигаясь на притихшего Филю. – Помнишь, как это случилось? Ты, разумеется, был ни при чем. Обычный несчастный случай. Человек отравился на даче угарным газом. И чего же тогда в этом странного, наверное, спросишь ты… Спросишь? Ну, давай, спроси меня – что в этом странного? И я тебе отвечу – то, что ты был на той самой даче. И как раз в ту самую ночь.

* * *

– Тварь… – бормотала Рита, открывая один за другим шкафы на кухне. – Гадина…

Левый рукав свитера у нее был закатан выше локтя и запачкан кровью. Время от времени она выворачивала руку, смотрела на большую некрасивую ссадину, осторожно касалась ее пальцем, шипела от боли и снова бормотала злые слова. Найдя наконец пластырь, она зубами разорвала упаковку, однако заклеить пораненное место не успела. В кухню вошла Инга.

– Рита, в этом доме есть валерьянка? – спросила она таким тоном, как будто само собой разумелось, что ее дочь должна знать всё о доме Данилова.

– Я не в курсе, – ответила Рита. – Но, думаю, вряд ли.

Инга уставилась на ее ссадину.

– Это кто? Филя?! – гнев закипел в ее голосе.

Она решительно развернулась, чтобы помчаться и немедленно предать виновного казни.

– Да при чем здесь он! – остановила ее Рита. – Просто на лестнице поскользнулась. Кто-то воду на ступеньки пролил… Наверное.

Инга замерла на пороге. Ярость еще клубилась у нее в сердце, искала выхода, но она скрестила на груди руки, запирая бурю в себе, и смотрела на дочь. Перед ней была та самая девочка, которой она совсем недавно говорила – не коси глаза, не корчи рожи на улице, не ковыряйся в носу. И ребенок, в ее понимании, должен был оставаться ребенком – таким, как был создан, таким, как пришел. Однако ее личная, ее собственная дочь в этом отношении сильно ее подвела. Инга, разумеется, не считала, что принесла себя в жертву детям, но какой-то благодарности она имела права от них ожидать. Муж ее жалкой щепоткой соли растворился в жизненных водах еще до рождения Риты, поэтому Инга воспитывала детей одна.

Вместо благодарности сын умчался за какой-то красавицей в Питер, едва красавицы начали интересовать его. Дочь бессовестно выросла. Все эти выскочившие откуда-то в последнее время девицы с тонкими шейками, изящными талиями, с пышной грудью ничуть не беспокоили Ингу до тех самых пор, пока она не почувствовала, насколько они презирают ее, насколько она для них пыль под ногами, прах и тлен – страшное будущее, на которое им противно даже смотреть. В определенный момент она ощутила исходящее от них высокомерие так явственно и так прямо, как будто жила в каком-то древнем Египте и была бесправной рабыней, а все эти твари были ее хозяйками. И вот теперь ее дочь ощутимо перешла на их сторону. У нее тоже появилась изящная талия и пышная грудь. Время от времени Инга пугалась, что, наверное, сходит с ума, но не могла с собой ничего поделать, считая Риту в каком-то смысле предательницей.

– Ты чего, мам? – сказала Рита, не понимая долгого молчания. – Фигня же… Просто локоть ушибла.

– Я состарилась, – глухо сказала Инга.

Рита надула щеки и обреченно помотала головой.

– Ну, началось, блин… Я же тебе говорила – не надо так думать. Хватит настраивать Вселенную в отрицалово.

– Ты о чем?

– У Тёмы книжка есть про буддизм, там написано, что мы сами проблемы к себе притягиваем, когда много думаем о них. Настраиваем Вселенную негативно.

– Я что, стареть перестану, если не буду об этом думать?

– Мам, ну чего ты? – поморщилась Рита. – Понимаешь ведь, о чем я. Помоги лучше пластырь приклеить.

– Нет, не понимаю. И не хочу понимать, – Инга на секунду замолчала, разглядывая дочь. – Свитер этот зачем снова надела? Сколько раз повторять – он слишком обтягивающий. Следователь на твою грудь пялился.

– Ничего он не пялился, – сказала Рита, сама в конце концов заклеивая пораненный локоть. – Он рисовал.

– Видела я, что он рисовал.

– Мама, хватит уже.

Рита расправила рукав и строго посмотрела на Ингу.

– Я не из-за себя, – быстро ответила та. – Можешь не беспокоиться. Я только из-за Данилова. Думаешь, ему сильно понравится, если на тебя вот так будут смотреть прямо у него в доме.

Говоря «вот так», она выпучила глаза, по-идиотски распахнула рот и, склонившись вперед, уставилась на грудь дочери.

– Надо посвободней носить вещи. Чтобы не пялились.

– Мама, ты достала уже со своим Даниловым, – раздраженно сказала Рита. – Я серьезно тебе говорю. У тебя самой какие-то бесконечные фантазии.

– Ничего не фантазии.

– Да? А кто себе грудь сделал, как только устроился в его компанию?

Инга беспомощно выставила перед собой руку.

– Рита, прекрати.

– Да ладно тебе, – продолжала ее дочь. – Я же знаю, как ты зажигала по молодости. В городе об этом легенды ходят. Вокруг тебя целая мифология.

– Рита, не смей так со мной разговаривать!

– Хорошо. Тогда скажи, где мой папа.

Инга ничего не ответила, и они обе стояли молча, глядя в глаза друг другу, пока в кухню не вошел Толик.

Профессиональное чутье, натасканное годами на любое проявление страха, ненависти, раздражения и прочих отходов загнанной в угол человеческой души, тут же подсказало ему, что он попал в любимую обстановку. По спине у него привычно побежали мурашки, но Толик взял себя в руки и удержался. Ему очень хотелось вмешаться, оседлать этих сильно встревоженных чем-то лошадок, использовать их конфликт в своих интересах, однако инстинкт подсказал, что лучше придерживаться плана.

Пройдя мимо Риты и покосившись на ее красиво обтянутую свитером грудь, он по-хозяйски открыл холодильник, секунду-другую подумал и вынул оттуда тарелку с нарезанной ветчиной.