В знак приветствия он вежливо прикоснулся к шляпе и пожелал ей доброго утра, а вечером, войдя в людскую, улыбнулся. И Вайолет решила, что не будет ничего плохого, если она подаст Неду Кранчу ужин. Похоже, к нему вернулись хорошие манеры. Теперь Вай была вполне довольна его поведением. Наполнив кружку элем, она уселась напротив молодого каменщика, глядя на его огромные мозолистые руки, ловко управлявшиеся с едой. Вайолет стыдно было признаться даже самой себе, что ей страстно захотелось вновь почувствовать, как эти руки ласково гладят ее тело. Она скучала по Неду. Вай украдкой бросила взгляд на его широкую грудь и подумала о жестких курчавых волосах у него под рубашкой, которые когда-то так приятно щекотали ее обнаженную грудь. А его губы, покрывавшие поцелуями ее разгоряченную кожу! Должно быть, Вай невольно горестно вздохнула, потому что Нед насмешливо сощурился.

— Не позволяй своим мыслям забегать слишком далеко на юг, милашка, а не то я завалю тебя прямо на конюшне, раз уж мы с тобой такие старые приятели.

Вайолет от смущения залилась краской. Опустив глаза, она не знала, как себя вести дальше. Нед был красивым и обаятельным, он был ее любовником, первым и единственным мужчиной, которого она знала в своей жизни. Однако он оказался низким и подлым, грубым и жестоким. В той ужасной таверне в Сент-Олбансе он не задумываясь вышвырнул Вай из своей комнаты. Вайолет понимала, что ей следовало вести себя с ним похитрее, как миссис Пейдж с мистером Гиббзом. Надо было держаться скромно, притворяться холодной и сдержанной. Конечно, ей не стоило потворствовать Неду во всем и бежать за ним сломя голову по первому его слову.

— А это кто еще такая? Важничает, словно она царица Савская. Что, черт возьми, она о себе возомнила?

Задетая грубым тоном Неда, Вайолет мгновенно обернулась и заметила Уилла, долговязого слугу графа. Он распахнул дверь перед Охинуа, ожидая, пока старая негритянка с подносом в руках переступит порог людской. Африканка действительно держалась с царственным достоинством.

— Это великая целительница.

— Дьявол меня побери! Она ведьма?

— Нет, — сердито отрезала Вай. — Охинуа хорошо разбирается в травах и целебных снадобьях. Эта женщина около сорока лет была рабыней у одного английского доктора, пока леди Эйтон не привезла ее сюда. В Мелбери-Холле женщины поговаривают, что скорее Охинуа сама научила того лекаря его ремеслу, чем переняла у него знания. — Старая негритянка прошествовала на кухню. Вайолет проводила ее восхищенным взглядом. Верзила Уилл следовал за Охинуа по пятам. — О ее целительском даре рассказывают удивительные истории. Большинство африканцев в Мелбери-Холле знает ее еще с тех времен, когда…

— А твоя хозяйка не боится подпускать эту женщину так близко к провизии? Я слышал ужасные вещи об этих колдуньях и знахарках с сахарных плантаций. Они не только мутят воду, подбивая рабов к мятежу, но и вполне способны отравить своих хозяев. — Нед поспешно оттолкнул от себя блюдо с недоеденным ужином. — А вдруг эта ведьма решит нас всех отправить на тот свет при помощи своего мерзкого варева?

— Какие ужасные вещи ты говоришь. — Вайолет нахмурилась и обиженно поджала губы. — Она на такое не способна. Здесь все доверяют Охинуа, в том числе и моя хозяйка.

Нед недоверчиво хмыкнул и вонзил нож в большой кусок мяса на блюде. Чувствуя себя обязанной вступиться за Охинуа, Вайолет наклонилась к Неду и понизила голос:

— Леди Эйтон купила эту женщину на торгах. Бедняжку привезли сюда в одних лохмотьях.

— Да? Ну и что с того?

— Представь, ее светлость очень дорожит мнением Охинуа и доверяет ей гораздо больше, чем всем этим модным докторам, которые пытались лечить его светлость после несчастного случая. Больше, чем важному лекарю, приезжавшему сюда из Лондона. Вот это я называю доверием.

— Что ты сказала? Эта женщина ухаживает за графом?

Вай кивнула с победоносным видом.

— Никому из других докторов не позволяют теперь даже приближаться к усадьбе. Граф принимает только те лекарства, которые готовит Охинуа. Он следует всем ее указаниям. Хозяйка доверила этой женщине жизнь своего мужа. Теперь ты понимаешь, как высоко она ценит Охинуа?

Матрас немного сдвинулся под тяжестью их тел. Миллисент вздрогнула и проснулась. Лежа на животе на самом краю постели, она приподнялась на локтях и посмотрела на спящего мужа. Лайон беспокойно пошевелился во сне, пытаясь перевернуться на бок. Миллисент хотела помочь ему, но боялась потревожить его сон. Ей так и не удалось придумать подходящий способ. Лайон что-то прошептал во сне и сам благополучно перекатился на правый бок.

Миллисент поддалась на уговоры мужа и осталась на ночь в его постели. В конце концов, они ведь были женаты. И что тут плохого, если она заберется к Лайону под одеяло, после того как он заснет? Ведь всегда можно оставаться на безопасном расстоянии.

Но теперь, когда они оказались так близко друг от друга, Миллисент поняла свою ошибку. Она нарочно легла справа от Лайона, чтобы муж не мог случайно коснуться ее здоровой рукой. Но во сне он потянулся к ней, повернулся на бок. И теперь его левая рука покоилась у Миллисент на спине.

По ровному дыханию графа леди Эйтон поняла, что он крепко спит. Она снова уткнулась головой в подушку, но не смогла уснуть. Ей еще никогда не приходилось провести всю ночь в постели с мужчиной. Так она лежала, пока не наступил рассвет.

Первые солнечные лучи наполнили комнату мягким светом. Миллисент принялась рассматривать лицо своего мужа. У Лайона был высокий лоб и прямой нос. Под опущенными веками и длинными темными ресницами скрывались выразительные голубые глаза.

«Интересно, как бы выглядел граф без бороды?» — задумалась Миллисент.

Леди Эйтон не сомневалась, что Лайон Пеннингтон — самый красивый мужчина, которого она видела в жизни. Словно жалкой смертной, осмелившейся заглянуть в сияющее лицо божества, ей вдруг захотелось убежать и спрятаться. Наверное, это было бы самым разумным. Тогда Лайону не пришлось бы испытывать унижение, объявляя во всеуслышание, что Миллисент приходится ему женой.

Леди Эйтон была хорошо знакома с нравами столичной аристократии. Восторженной восемнадцатилетней девушкой она слишком много ожидала от своего дебюта, когда впервые оказалась в лондонском свете, на этой отвратительной ярмарке невест, больше всего напоминающей мясную лавку. Вскоре Миллисент навсегда избавилась от иллюзий. Поклонники не обращали на нее ни малейшего внимания. Она была слишком обыкновенной, слишком блеклой, слишком простой, слишком тихой, слишком утонченной, слишком умной. Джентльмены, подобные Лайону Пеннингтону, чье огромное состояние, блестящее положение в обществе, яркая внешность и безупречные манеры возносили их на недосягаемую высоту, никогда даже не замечали таких, как Миллисент. К ней проявляли интерес лишь неотесанные грубияны и невежды без гроша в кармане. Они думали о размерах приданого, считая ее легкой добычей.

Благородное происхождение, достойное образование и доброе имя не имели здесь особой ценности. Миллисент быстро утратила всю свою самоуверенность. Пополнив унылые ряды перезрелых старых дев, она выдержала еще пять мучительных светских сезонов и прошла сквозь бесконечные унижения и разочарования. И наконец, когда Миллисент достигла почтенного двадцатитрехлетнего возраста, вмешался ее дядя. Он готов был заключить сделку с самим дьяволом, лишь бы сбыть племянницу с рук.