— Не будь идиотом, ты обычный оболтус.

Чуть позже я сообщаю Джемме, что собираюсь вступить в Общество гуманитарной помощи, если не поступлю на курс журналистики. В отличие от операции Рейли, там не нужны деньги, и они ищут волонтеров, которые помогали бы копать колодцы в Судане, — так, по крайней мере, написано в буклете, который раздают в Центре трудоустройства.

Отчасти я надеюсь на то, что Джемма начнет меня отговаривать и, в свою очередь, откажется от обучения в Шеффилде, после чего мы вернемся к безответственному существованию и посмеемся над собой. Но она отвечает резкой и обидной шуткой: «Понятно, это будет не Смеходром, а Балбесодром. Мы ехали на святки, а попадем на блядки», — смеется она. Совершенно определенно, она теряет ко мне какое бы то ни было уважение.

10 часов вечера.

Испытал страшную неловкость при повторном посещении доктора Келли. Сначала меня запомнили в Центре трудоустройства, а теперь еще и в больнице. Я становлюсь известной личностью в явно неподходящих местах. Когда я подошел к регистратуре, обе сестры беседовали по телефону, поэтому я остановился в ожидании, когда они освободятся, однако одна из них, в очках, тут же начала делать мне знаки руками, чтобы я проходил в приемную. «Джей Голден», — одними губами произнес я. «Знаю-знаю», — ответила она и презрительно прикрыла глаза.

Чтобы предвосхитить все вопросы о письме, я сразу говорю доктору Келли, что потерял его послание доктору Гудману. Потом я сообщаю, что продолжаю испытывать боль, и в каком-то смысле она даже стала сильнее. Кроме того, время от времени у меня вспухают лимфоузлы на шее; насколько я помню по маме, это еще один симптом раковой опухоли — поэтому я решаю и об этом упомянуть.

Однако доктор Келли даже не удосуживается их прощупать.

— Результаты ультразвукового обследования не показывают никаких отклонений, — со скептическим видом заявляет он и награждает меня соответствующим взглядом.

Я говорю, что знаю об этом, но, возможно, доктор Гудман пропустил определенный участок в левой стороне живота. Доктор Келли откидывается на спинку кресла и довольно раздраженно отвечает, что если я хочу проконсультироваться у платного специалиста, то дело мое, только он не скажет мне ничего нового, а визит обойдется мне в восемьдесят фунтов стерлингов. Тем не менее я прошу организовать для меня эту консультацию. Представляю себе, как будет потрясен доктор Гудман, когда у меня обнаружат опухоль.

— Не знаю, имеет ли смысл писать еще одно письмо? — спрашивает доктор Келли.

Но я награждаю его непонимающим взглядом и делаю вид, что не знаю, что он имеет в виду.

29 декабря: Рождество мы проводим все вместе. Сара приезжает вместе с Робом, хотя в этом году ее очередь ехать к его родителям. Вероятно, это последнее Рождество, которое мы проводим вместе, и от этого каждое его мгновение становится особенно значимым. Сара почти не расстается с видеокамерой.

Маме становится плохо в Сочельник. От обилия мочегонных у нее постоянно кружится голова, и даже в Рождество ей не удается встать с постели, поэтому она вынуждена постоянно кричать, давая советы Саре, чтобы та слышала ее на кухне. Впрочем, перекрытия между кухней и ее спальней настолько тонкие, что она может следить за всеми нашими разговорами и присоединяется к нам как раз тогда, когда мы нуждаемся в ее совете. Например, Чарли спрашивает папу, нет ли у нас мороженого, папа отвечает, что, наверное, оно лежит в нижнем ящике холодильника, и тут сверху раздается мамин голос: «В кладовке на стиральной машине. Только не трогай грецкие орехи — они приготовлены на День подарков».

Позднее маме удается спуститься вниз, но она так слаба, что не может идти самостоятельно. Весь день она проводит в своем желтом халате. Я тоже целый день хожу в пижаме, чтобы она не чувствовала себя одиноко; правда, папа заявляет, что я это делаю лишь для того, чтобы не носить уголь.

Двадцать седьмого у мамы начинается грипп, который, как мы думаем, она подцепила от Роба, и теперь после каждого приема пищи или каких-нибудь усилий она на двадцать минут проваливается в сон. Несмотря на все ее сопротивление, папа заставляет ее обзвонить клиенток и сказать, что она больше не сможет гладить белье. Мама и сама знает, что у нее больше нет на это сил, но не хочет в этом себе признаваться.

Странно, но, как ни включишь телевизор, все персонажи болеют раком — Ребекка в исторической драме Дафны Дю Морье, Барбара Виндзор в «Обитателях Ист-Энда» и еще кто-то — не помню кто. Это создает странную атмосферу в нашей гостиной, так как втайне все думают именно об этом, и несмотря на то, что всем нам очень хочется немедленно переключить канал, никто этого не делает, чтобы не показать, что его это волнует.

Вторник, 13 апреля

Возможно, известность и слава, которые пришли бы к Рою после демонстрации его «Стрижка-шоу», тоже его испортили бы. Возможно, он стал бы таким же напыщенным хлыщом, как и папа, и начал бы грозить уйти на канал Ай-ти-ви, если ему не прибавят денег и не начнут снабжать аксессуарами от «Гарнье» («Я не могу стричь Тамару Беквит ножницами фирмы „Бутс“»). Он начнет нанимать помощников, вместо того чтобы самостоятельно выполнять всю работу, откажется от импровизаций и начнет театрально подмигивать, глядя в камеру, как это делают Паркинсон и папа, когда ему кажется, что вечерние новости удались на славу.

Еще одно собеседование в фирме «Гордер и Скук».

— Почему тебя привлекает именно телереклама, Джей? — спрашивает дама в деловом костюме.

«Потому что я — неудачник и мне больше некуда податься», — вертится у меня на языке. Но вместо этого я говорю:

— Потому что это у меня получится.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что я целеустремленный, дисциплинированный человек, умеющий работать в команде, я изобретателен, конкурентноспособен, всегда добиваюсь желаемого, я — Водолей… свой в доску чувак. — Я уже не могу вспомнить всего, что именно я ей сказал.

Здесь же присутствует рекламный директор Крис Хендерсон, которому не терпится рассказать об истории возникновения компании. Вся та же немыслимая дребедень: как в 1967 году Том Трэнч взял ребро от компании «Глико» и вдохнул в него жизнь, и увидел, что это хорошо, после чего он вложил в дело приличную сумму и открыл центральный офис в Суонджи. Просто душераздирающая история!

Я настолько потрясен, что, когда наступает моя очередь задавать вопросы, не могу придумать ничего умнее, как спросить, сколько у них филиалов, где они расположены, какими сотрудниками укомплектованы и не планируют ли они открытие новых. Боюсь, что с этими филиалами я переборщил. Хендерсон честно отвечает на все мои вопросы. Беда только в том, что меня это абсолютно не интересует.

Еще один отвратительный день с Джеммой. Мы идем с ней в кино на какой-то гениальный итальянский фильм, рекомендованный ей Родом. Кинотеатры подобны кладбищам слонов — люди отправляются туда, когда инстинктивно ощущают, что их отношения исчерпаны. За последние три недели мы ходили в кино пять раз. На обратном пути я стараюсь вернуться к нашему сценарию с Суки-Лу и Рэем-Дуди и намекаю на то, что наша верная дворняжка осталась привязанной к скейтборду, но Джемма на это никак не реагирует и лишь говорит «угу».