— Да, Виллателе собиралась раскрыть тайну гран-ту-молани.

— Я гостил у арневи, — сказал Дафу, — и знаю, что такое гран-ту-молани. И саму Виллателе знаю. Великолепный экземпляр человеческой породы по моей классификации. Но одной гран-ту-молани недостаточно. Мистер Хендерсон, я могу кое-что показать вам. Без этого «кое-что» вы не поймете ни моей точки зрения, ни моей задачи. Вы готовы сопровождать меня?

— Куда?

— Не могу пока сказать. Доверьтесь мне.

— О’кей… Вероятно…

Король встал. Тату, дремавшая в углу с надвинутой на глаза фуражкой, тоже вскочила.

XVI

Из комнаты дверь открывалась на длинную галерею с навесом из ветвей. Тату пропустила нас, а затем, заперев дверь, последовала за нами. Король был уже далеко впереди. Я хотел было догнать его, но исцарапанные вчера ноги плохо слушались. Тату, четко отбивая шаг, шагала позади меня. Мы прошли длинную, пятидесятифутовую, галерею и уперлись в дверь. Она подняла большой деревянный засов, весивший, должно быть, не меньше железного. Колени женщины-генералиссимуса от натуги подогнулись, но могучее телосложение позволило ей выстоять. Вдобавок она знала свою работу. Дверь выходила на широкую лестницу. Внизу стояла кромешная тьма. Оттуда так тянуло гнилью, что я закашлялся. Дафу шел как ни в чем не бывало. «Сюда бы шахтерскую лампу и клетку с канарейками, — подумал я. — Ладно уж, капитан Хендерсон, шагай смелее. Ступенька, вторая, третья…» В такие минуты я всегда призываю на помощь свое военное «я».

— Король, где вы? — позвал я дрогнувшим голосом, но ответа не получил. Слышал только звук шагов. Я протянул вперед руки, но не нащупал ни стены, ни перил. Тату наверху захлопнула дверь и навесила тяжелый засов. Теперь мне ничего не оставалось, как спускаться вниз или сесть на ступеньку в ожидании, когда король вернется за мной. Второе грозило потерей уважения короля, а мне не хотелось потерять лицо в глазах племени.

Поэтому я осторожно продолжал спуск, заставив себя сосредоточиться на том, какая редкая личность этот король; как он поразительно красив; как звуки в его груди напоминали гудение распределительного электрощита в будке на Шестнадцатой улице; какими близкими друзьями мы с ним стали; как мы договорились говорить друг другу правду, только правду и ничего, кроме правды; как он предсказал торжество благородства в будущем. В этом перечне мне больше всего импонировал последний пункт. «Доверься ему, Хендерсон. Пришло время кому-то или во что-то поверить», — мысленно твердил я.

Вскоре из отверстия над головой показался слабый свет. Лестница кончилась, я был в подвале. Оглядевшись, я увидел выбитый в камне узкий проход. В конце находился еще один лестничный марш, ведущий, казалось, в преисподнюю. Вдруг я почувствовал под ногами землю.

— Где вы, ваше величество? — позвал я.

Ответа не было. Порывы теплого воздуха шевелили паутину. «Куда он меня завел?» — пронеслась мысль. Почему-то вспомнился огромный аквариум с исполинским осьминогом. От глаз этой твари веяло космическим холодом.

Я увидел, что попал в какую-то пещеру. Слева ответвлялся темный тоннель, куда мне вовсе не хотелось идти. На другой стороне находилась полуоткрытая дверь. Сквозь нее просунулась рука Дафу, потом через полминуты исчезла. Низкий рокочущий звук все объяснил. Это было львиное логово. Я замер. Король стоял между мной и зверем, спокойный, без следа испуга. Значит, животное признает его за своего. Я приказал себе полностью довериться Дафу, но как человек военный подумал о способе отступления. Если поднимусь по лестнице, наткнусь на запертую дверь. Стучать или кричать бесполезно: Тату ни за что не откроет мне. Я представил, как лев рвет на части мою печень. Для хищников печень — самый лакомый человеческий орган. Можно, конечно, нырнуть в темный тоннель, однако в конце я наверняка снова упрусь в запертую дверь. Рычание зверя меж тем переходило с низкого регистра на высокий и обратно. И тут я с радостью услышал голос короля. Он разговаривал со львом попеременно то на языке варири, то на английском, вероятно, для того, чтобы понял я.

— Спокойно, спокойно, милая. Вот так, хорошо, кошечка.

«Львица», — догадался я. Король говорил негромко, но отчетливо. Потом, не повышая голоса, сказал мне:

— Хендерсон-Санчо, теперь она знает, что я пришел не один, со мной новый человек. Идите сюда, только не торопитесь. Двигайтесь мелкими шажками.

— Может, не надо, ваше величество?

Он помахал мне. Я сделал шаг, другой, третий… Вспомнился брошенный кот, которого я хотел застрелить, сидя под столом. Король снова поманил меня рукой. Львиное рычание кололо меня, как шипы розы. Глаза то и дело закрывали черные круги величиной с серебряный доллар. В промежутках между слепотой я видел, как проплывает взад-вперед молодая львица. Свирепая морда, чистые глаза, тяжелые лапы. Король обернулся, взял меня за руки и притянул к себе.

— Ваше величество, зачем вы привели меня сюда? — прошептал я. Проходя мимо, зверь больно ударил меня могучим боком.

— Не подавайте виду, — ответил король и снова заговорил со львицей: — Любимая, девочка, это господин Хендерсон.

Она, урча, терлась об него, высокая, ростом нам по пояс, а он гладил ее, и тогда она морщила украшенную рыжими бакенбардами морду.

Львица ходила от одной стены своего логова, просторного помещения, куда просачивался серо-желтый свет, до другой. Потом подошла ко мне и начала обнюхивать. Ткнула морду мне под мышку, потом в пах, отчего мой член свернулся, как гусеница.

Все еще держа меня за руку, король говорил своей любимице какие-то нежные слова, она раздувала ноздри, и ее дыхание шевелило шелк моих зеленых штанов. Мое лицо с закрытыми глазами выражало полную покорность судьбе и словно говорило: «Вот все, что осталось от моей жизни. Возьми ее, если хочешь!» Но львица отступила и снова стала кружить по своему логову. Король, мой утешитель, сказал:

— Хендерсон-Санчо, все в порядке. Она согласилась допустить вас к себе.

— Откуда вы знаете? — проговорил я с пересохшим горлом.

— Мне ли не знать? — со смехом ответил вопросом на вопрос Дафу. — Я изучил ее. Кстати, ее зовут Атти.

— Может, для вас очевидно, что она согласилась, но я…

Львица круто повернулась и устремила на меня взгляд. Глаза у нее были большие, ясные, как круги ада. Потом Атти подставила голову своему хозяину, и тот начал ласкать ее, певуче приговаривая, чуть в нос голосом: «Атти, Атти». Потом обратился ко мне:

— Ну, разве она не прелесть?.. Стойте на месте, мистер Хендерсон-Санчо.

— Нет-нет, без вас шагу не ступлю. Король, Христа ради…

Но Дафу не слышал, так как старался продемонстрировать, какие теплые отношения установились между ним и Атти. Он отошел от меня. Его широкие шаги напоминали танцевальные па и прыжки на арене, когда метали череп. Дафу должен был гордиться своими стройными сильными ногами в белых туфлях с золотым шитьем. Мне пришло в голову, что человек с такими ногами должен быть необыкновенно удачлив. Я надеялся, что удача не покинет его и в сношениях с львицей. Чрезмерная уверенность в себе часто бывает прелюдией к беде, или мой богатый опыт не стоит и гроша.