Дафу повел Атти к скамье, стоявшей у стены, сел и положил ее голову на колени. Львица опустилась перед ним на задние лапы. Он стал гладить ее и чесать за ушами. Она замурлыкала. Я стоял не шелохнувшись, не рискуя даже поправить съехавший на переносицу шлем. Стоял полуослепший и полуоглохший. Поджилки тряслись.

И все-таки я заметил, что король лег на бок, подложив согнутую в локте руку под голову. Его поза говорила о полнейшей беззаботности, какая встречается у людей, наделенных божественным даром жить на всю катушку. Атти стала передними лапами на скамью и принялась лизать хозяину грудь. Дафу закинул ногу ей на спину. Я обмер то ли от страха за его жизнь, то ли от восхищения смелостью. Потом он растянулся на скамье во весь рост. Вероятно, он не шутил, когда утверждал, что лежать полезно для здоровья, что это добавляет жизненных сил. Тем временем львица вскочила на скамью и стала прохаживаться над Дафу от одного края до другого, иногда поглядывая на меня. Она будто охраняла своего хозяина. Ее взгляд не был угрожающим. Тем не менее волосы у меня под шлемом зашевелились и встали дыбом. Казалось, до нее дошли слухи о моем намерении разделаться с котом. Меня также тревожила мысль о том дне, когда моя душа восстанет из праха. Откуда мне знать, может, это будет мой судный день.

Пока же ничего не оставалось, как ждать, что готовит мне грядущее.

Король показал рукой на дверь:

— Пожалуйста, закройте ее, мистер Хендерсон. Моя кошечка нервничает.

— Это ничего, если я сойду с места? — спросил я хриплым голосом.

— Идите потихонечку. И ничего не бойтесь. Атти делает только то, что я приказываю. Она у меня исполнительная.

Я задом прокрался к двери, и когда подошел к ней, захотелось нырнуть в проем и бежать, бежать. Но ни при каком раскладе я не хотел бы порвать с королем. Спиной я прикрыл дверь и сполз на пол, чувствуя себя разбитым физически и духовно.

— Идите сюда, Хендерсон-Санчо… Чуть-чуть побыстрее, но не делайте резких движений. Вам лучше быть поближе к Атти. Львы — животные дальнозоркие. Так им сподручнее высматривать добычу. Подойдите поближе.

Я подошел, проклиная про себя короля и его львицу. Та начала крутить хвостом, четко и размеренно, как метроном. Я стоял посередине логова, и во всем Божьем мире не было мне никакой подмоги.

— Ближе, ближе, — повторил король. — Она скоро привыкнет к вам.

— Если я не умру до этого.

— Не умрете, Хендерсон. Она окажет на вас благотворное влияние, такое же, как на меня.

Оттолкнув морду животного, он притянул меня к себе. Я грохнулся на скамью и вытер платком лицо, хотя из-за жара оно было совершенно сухое.

Львица обнюхивала мою спину. Шерсть на ее морде топорщилась, как иглы у морского ежа. Король улыбался, считая, что я с Атти уже на короткой ноге.

— Вы все-таки побаиваетесь моей девочки. И напрасно.

— Ничего не могу поделать с собой, ваше величество. Да, я боюсь ее, вашей львицы, но дело не только в этом. Дело еще и в мешанине ощущений. Вот отчего я сам не свой. Множество раз меня одолевал страх, но привыкнуть к этому состоянию невозможно.

Я всхлипнул, но не слишком громко, чтобы не услышала львица.

— Вы лучше полюбуйтесь этой красавицей, — сказал Дафу. — Не подумайте, что я подвергаю вас какому-то испытанию. Проверяю на крепость ваши нервы. Честное благородное! Я не привел бы вас сюда, если бы не владел ситуацией. — Он положил руку с кольцом на шею Атти. — Если вы посидите на месте, я докажу, как я уверен в себе и в моей девочке.

Он спрыгнул со скамьи. Прыжок отозвался во мне взрывом страха. Львица тоже соскочила со скамьи. Они вместе вышли на середину логова. Дафу что-то сказал львице, та легла на спину. Он просунул руку в ее раскрытую пасть, а она била хвостом по полу. Потом он приказал ей встать, а сам подлез под нее, обнял за шею и обхватил ногами в белых туфлях ее спину. Атти понесла своего хозяина кругами по помещению. Потом остановилась у скамьи, а Дафу снизу смотрел на меня. Каких только странных вещей не повидал я на свете. Но подобное видел впервые. Король висел под брюхом львицы и улыбался во весь рот. Вот оно, мастерство, какого даже в цирке не увидишь. Животное понимало, что выполняет невиданный номер. Было ясно, что львица любит этого человека. Любит животной любовью! Я тоже любил его. Да и кто мог устоять перед чарами короля?

— Такого мне видеть не доводилось.

Дафу соскочил с львицы, оттолкнул ее коленом.

— Надеюсь, у вас переменилось мнение, мистер Хендерсон?

— Переменилось. Насколько возможно.

— И все же я вижу, вы не вполне избавились от страха.

Я хотел сказать, что избавился, но закашлялся и приложил ко рту платок.

— Это у меня условный рефлекс.

Король обнял меня за плечи и приложил мою ладонь к боку львицы. Рука у меня запылала, по жилам побежал ток.

— Вы притронулись к ней. И что вы думаете? Что почувствовали?

— Что я думаю? — Я закусил нижнюю губу. — Ваше величество, я стараюсь делать все, что вы изволили. Но может быть, на сегодня хватит?

— Очевидно, я поторопился, — признался Дафу. — Мне хотелось, чтобы вы поскорее преодолели неизбежные трудности привыкания к нашим порядкам.

Я понюхал свои пальцы, прикасавшиеся к Атти. Запах был особый, не такой, как у свиней.

— Мне самому не терпится привыкнуть к ним. Но ведь не все сразу. У меня все лицо саднит от вчерашних побоев. Когда хищник чует свежую кровь, с ним еще труднее справиться.

Дафу рассмеялся:

— Какая тонкость чувств, Хендерсон-Санчо! — (Я и не подозревал, что обладаю таким замечательным качеством.) — Знаете что, немногим выпало погладить льва. — «Я мог бы прожить и без этого», — вертелось у меня на языке, но промолчал, поскольку король так высоко ценил этого зверюгу. — В высшей степени интересно наблюдать, как вы корчитесь от испуга. Многим сильным людям свойственно это странное сочетание смелости и страха. Мне нравится, когда вы поднимаете брови. Нравится, когда стискиваете зубы. Тогда ваш подбородок делается тверже камня. И цвет лица нравится. Такой, будто вас душат. Я был в восторге, когда вы заплакали. — Я понял, что его замечания касательно моей внешности не носят личного характера, они — результат научных занятий. — И что у вас с labium inferiorum[12]? И откуда у вас столько жировых складок? (Я и сам не знал.)

Король стоял настолько выше меня, его внешность внушала такое уважение, так удивительны были двойная тень и катание на львице, что я покорно внимал.

— Атти и я, мы влияем друг на друга. Мне хочется, чтобы и вы были участником этого взаимовлияния.

— Я?

— Мои замечания относительно вашей внешности отнюдь не означают, что я не ценю вас во многих других отношениях.