– Не уходи, – взмолилась она. – Прошу тебя, Майк. Моя жизнь тоже разрушена. И не только из-за папы с Мередит. Из-за… в общем, есть еще кое-что.

Майк глянул на сестру через плечо.

– Ты о чем?

– Сядь, – с отчаянием в голосе произнесла Ария.

Несколько долгих секунд Майк медлил, потом, крякнув, сел. Ария смотрела в тарелку с картофелем-фри, собираясь с духом. Краем уха она слышала, как двое посетителей обсуждают оборонительную тактику «Орлов»[109]. На плоском экране телевизора над барной стойкой мужчина в костюме цыпленка рекламировал выгодные цены на подержанные автомобили.

– Мне приходят угрозы, – прошептала Ария. – Кому-то известна вся моя подноготная. Человек, угрожающий мне, донес Элле, что Байрон изменяет ей с Мередит. Мои подруги тоже получают подобные сообщения, мы думаем, что их автор и сбил Ханну. Он же намекнул мне, что Мередит работает здесь. Не знаю, откуда ему все известно, но… известно.

По телевизору прокрутили целых два рекламных ролика, прежде чем Майк спросил:

– Значит, за тобой кто-то следит?

Ария уныло кивнула. Майк заморгал в растерянности. Жестом показал на полицейских.

– Ты кому-нибудь из них сообщила?

– Не могу, – покачала головой Ария.

– Можешь. Прямо сейчас.

– Ситуация под контролем, – процедила сквозь зубы Ария. Она прижала пальцы к вискам. – Вот тебе я, кажется, зря рассказала.

Майк наклонился к ней.

– Ты что, забыла, какая фигня творится у нас в городе? Нужно сообщить в полицию.

– А тебе-то что? – вспылила Ария, чувствуя, как пробуждается гнев. – Ты же меня ненавидишь. Ведь я разрушила твою жизнь.

Майк сник, сдавленно сглатывая слюну, кадык заходил у него на шее. Потом он вдруг резко поднялся, и Ария отметила, что он стал выше. И сильнее. Может, благодаря своему лакроссу, а может потому, что он теперь главный мужчина в доме. Схватив Арию за запястье, он рывком поставил ее на ноги.

– Иди и расскажи.

У Арии задрожали губы.

– А если это опасно?

– Опасно молчать, – возразил Майк. – И… о твоей безопасности я позабочусь. Договорились?

У Арии потеплело на сердце; оно оттаяло, стало мягким, тягучим, как брауни[110], только что вынутое из духовки. Она нерешительно улыбнулась, потом взглянула на мигающую неоновую вывеску над входом в обеденный зал «Хутерса»: «ВОСХИТИТЕЛЬНО ВУЛЬГАРНО, НО НЕПРИНУЖДЕННО». Вывеска была разбита, буквы не светились – мерцала лишь одна «А» в слове «вульгарно». Ария зажмурилась, но «А» не исчезла, продолжала сверкать, как солнце.

Она сделала глубокий вдох и прошептала:

– Договорились.

Ария двинулась в ту сторону, где сидели полицейские, а к их столику вновь подошла официантка – счет принесла. Едва она отвернулась, собираясь удалиться, Майк с плутоватым выражением на лице выставил перед собой обе руки и сжал воздух, будто тиская упругие ягодицы девушки в атласных оранжевых шортах. Перехватив взгляд Арии, он подмигнул сестре.

Наконец-то она снова увидела прежнего Майка Монтгомери. Плохо ей было без него.

В пятницу вечером, ожидая прибытия лимузина, который должен был отвезти ее на вечеринку, Ханна в платье с ярким принтом Nieves Lavi крутилась перед зеркалом в своей комнате. Наконец-то у нее идеальный второй размер[111], радовалась она, – благодаря питанию жидкостями, которые ей вводили внутривенно, и швам на лице: они начинали болеть, если она пробовала жевать твердую пищу.

– Красивое платье, ты в нем восхитительна, – раздался чей-то голос. – Только худенькая очень.

Ханна резко обернулась. Ее отец в черном шерстяном костюме, фиолетовом галстуке и сорочке в лиловую полоску выглядел потрясающе – прямо как Джордж Клуни в фильме «Одиннадцать друзей Оушена».

– Вовсе я не худенькая, – поспешно возразила она, пытаясь скрыть нервное возбуждение. – Кейт гораздо худее меня.

Лицо отца омрачилось – возможно, потому, что Ханна упомянула его самоуверенную падчерицу, наделенную безупречной красотой и невероятно зловредным нравом.

– А что ты здесь делаешь? – поспешно осведомилась Ханна.

– Мама твоя меня впустила.

Он прошел в комнату дочери и сел на кровать. У Ханны екнуло в животе. Последний раз отец заходил к ней в комнату перед тем, как уйти из семьи. Ей тогда было двенадцать.

– Она сказала, что можно переодеться здесь, раз уж я иду на твою грандиозную вечеринку.

– Ты идешь?! – воскликнула Ханна.

– Ты не против? – спросил отец.

– Я… да нет.

На маскараде будут присутствовать родители Спенсер и учителя.

– Просто я думала, что тебе не терпится вернуться в Аннаполис… к Кейт и Изабель. Ты ведь уже почти неделю их не видел.

Ей не удалось скрыть обиду в голосе.

– Ханна… – начал отец.

Она отвернулась. Ее вдруг охватила жуткая злость из-за того, что отец их бросил, что теперь он здесь, что, возможно, Кейт он любит больше, чем родную дочь, – не говоря уже о шрамах, изуродовавших ее лицо, и полном провале в памяти на месте того субботнего вечера. Глаза обожгли слезы, и она рассердилась еще сильнее.

– Иди сюда.

Крепкие руки отца обняли ее, и, прижавшись к его груди, она услышала биение сердца.

– Что с тобой? – спросил он.

С улицы донесся призывный сигнал автомобиля. Приподняв бамбуковые жалюзи, Ханна увидела возле дома присланный Моной лимузин с работающими дворниками, стирающими дождевые струи с лобового стекла.

– У меня все отлично, – заявила она неожиданно для самой себя, ведь весь мир вокруг нее снова стал ярким и светлым. Девушка надела маску от Dior. – Я – Ханна Марин, и я неотразима.

– Бесспорно, – подтвердил отец, протягивая ей огромный черный зонт.

И, пожалуй, впервые Ханна подумала, что его словам можно доверять.

* * *

Несколькими секундами позже, как показалось Ханне, она уже восседала на устланной подушками платформе, уклоняясь от кисточек балдахина, чтобы не сдвинулась маска с ее лица. Четыре роскошных раба подняли ее и торжественно внесли в шатер, раскинувшийся на пятнадцатом поле для гольфа Роузвудского загородного клуба.