– Легко. Мы целовались с тобой, – заявил Даня и зачем-то заправил мне за ухо выбившуюся из прически прядь волос.

– Да-а-а? – весьма озадачилась я, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Когда?

– Давно, – ответил он, и я поймала себя на мысли, что почему-то смотрю на его губы.

– Ты уверен?

– На сто процентов, – кивнул Даня, сделал театральную паузу и продолжил бархатным глубоким голосом: – На сончасе ты поцеловала мою ногу.

– Бо-о-оже, – протянула я и на миг спрятала лицо в ладонях. – Ты до сих пор это помнишь! Но это не считается.

Легкости во мне становилось все больше, а сердце стучало все сильнее. И все больше хотелось коснуться человека, сидящего рядом со мной и удерживающего от падения вниз. Свет от далекого яркого огня падал так, что образовал нимб вокруг его темноволосой головы. И глаза Дани казались в полутьме серо-синими, глубокими, точно море – не штормовое и опасное, кипящее волнами, а спокойное и безветренное, безмятежное, будто зеркальное…

Когда-то в кафе я хотела близко увидеть его глаза. И увидела. Мне захотелось встретить с Даней рассвет. Я улыбнулась, а он вернул мне улыбку и вновь поднял телефон.

– Давай еще селфи, – сказал он и теперь уже сам коснулся губами моей щеки, делая фото – на свой телефон.

Я замерла, а он провел губами по моим скулам, овевая их теплым дыханием. В этом было столько странной, незнакомой нежности, что я не нашла в себе силы его оттолкнуть. Да и хотела ли? Я повернулась к нему, и он коснулся своими губами моих – мимолетно, ласково, едва ощутимо. Словно до них дотронулись лепестки розы. И сразу отстранился, чтобы посмотреть, как получилось селфи.

– Ты закрыла глаза! – возмутился он.

– Переделываем? – спросила я, чувствуя мимолетом, что где-то внутри меня, далеко-далеко, в самом укромном уголке души, искрящейся от неизвестных до этого эмоций, зарождается целая Вселенная.

Но как целая Вселенная может поместиться в одном человеке? Уже потом я узнала ответ – легко. Согласно теории Большого взрыва, наша Вселенная зародилась из абстрактной точки, которая по неизвестной до сих пор причине взорвалась и начала бесконечно расширяться.

– Переделываем, – согласился он, прижимая меня к себе и касаясь моих губ во второй раз, но чуть дольше, поцеловал в щеку, совсем рядом с уголком, а потом совсем легонько прикусил.

Точка с бесконечной плотностью и конечным временем взорвалась и начала расширяться. Ангел ли он? Пожалуй, нет. Демон, притворяющийся ангелом? Возможно. А может быть, он – это он, и в нем, как и в любом из нас, есть немного от ангела и чуть-чуть от демона. Скорее всего.

Даня что-то сказал, а я, погруженная в свои мысли, не расслышала.

– Хочешь? – повторил Даня.

Я уловила в его голосе настойчивость. Не зная, на что соглашаюсь, я, так и не отрывая взгляда от его губ, кивнула. И он вдруг потянулся ко мне, взял одной рукой за подбородок и прошептал:

– Я научу тебя.

А после, не убирая телефона, коснулся моих чуть приоткрытых губ своими уже в третий раз. И этот раз был настоящим. Взрыв. Чувственно, ласково, чуть-чуть вязко. Тепло, влажно. Слабый вкус алкоголя, сильный – притяжения. Но если попросят его описать, я не смогу, слишком он неуловим, слишком индивидуален. Озон, медное солнце, пробивающееся сквозь туман, первый снег, первые ландыши, первый поцелуй.

Сбившееся дыхание. Кружится голова – от ощущений, от прикосновений, от этой невыносимой ноющей нежности, которой хочется большего – в один миг и сразу. Я слышу, как бьется мое сердце – где-то в губах, и мне кажется, что они ярко-алые от приливающей к ним крови. Я обнимаю Даню так, словно считаю своим. И тонна нежности падает на мою голову. Я думала, ее аромат будет ванильно-пудровый, но нет – это дерзкая хвоя. Его одеколон.

В моем поцелуе – любопытство, переросшее во влечение. А в касаниях – жадность. Мне нравится торопливо проводить рукой по его плечам, урывками гладить по лицу, зарываться пальцами в волосы. Целоваться не так уж и сложно. И ужасно приятно. Вокруг и внутри, всюду – ранняя весна в легких солнечных брызгах сирени.

Это взрыв, который создал Вселенную.

Он отстранился и спросил, нравится ли мне. Я лишь слабо улыбнулась, потерлась кончиком носа об его нос и прошептала, едва касаясь его губ:

– А ты сомневаешься?

– Я хочу, чтобы ты не жалела об этом, – так же тихо ответил он, рисуя на моем обнаженном плече какие-то узоры, а потом вдруг склонился, дотронулся губами до ямки над выступающей ключицей, подарил несколько нежных поцелуев моей шее и снова прильнул к губам – нежный, чуткий и противоречиво манящий.

МЫ ЦЕЛОВАЛИСЬ ДОЛГО. Какое-то время он снимал это на телефон, а потом небрежно положил его рядом, потому что одной рукой обнимать меня было неудобно. И я прильнула к нему, цепляясь за плечи. Упасть я больше не боялась. Если падать – то только с ним. А с ним ничего не страшно.

Я не замечала времени – для меня существовал только Даня. Его губы. Его руки. Его сбившееся дыхание. И моя свобода – теперь я была вправе касаться его так, как мне хотелось, ничего не боясь и ни о чем не думая. И когда моя рука скользнула по его груди, он вдруг накрыл ее своей ладонью и сильнее прижал к себе, целуя меня так горячо, что я готова была на все. И разрешала ему все, но Даня не позволял себе ничего лишнего.

– Черт, – в какой-то момент прошептал он, гладя меня по волосам – теперь его губы касались моего виска. – Ты знаешь, чего мне это стоит?

– О чем это ты?.. – нежно спросила я, гладя его по щекам.

– Сдерживаться, – едва слышно проговорил он и снова нетерпеливо стал целовать меня в губы – это у него получалось так умело, что за спиной росли крылья счастья.

Наверное, это было неправильно – мы не должны были этого делать. Нет, не потому что знали друг друга с раннего детства и были словно брат и сестра, напротив – потому что стали чужими. Любые мои надежды на то, что поцелуй сможет вернуть былое ощущение прежнего единства, были обречены на провал. И если бы не алкоголь, ни он, ни я не стали бы так целоваться! Двести процентов гарантии – не стали бы. Но сейчас поддались глупому порыву.

А может быть, был виноват не алкоголь, а что-то Другое. Но что? Ревность (он был моим с детства)? Желание привлечь внимание (эй, обернись, взгляни на меня снова)? Или нежелание отпускать прошлое (я боюсь вступать во взрослую жизнь, не отпускай меня, почему ты повзрослел первым)?

Где-то на востоке небо вот-вот грозило слабо зацвести бледно-лавандовым закатом.

– Почему мы раньше никогда не целовались? – прошептала я, нежно гладя его по темным густым волосам.

– Потому что мы не встречались? – спросил он, снова касаясь кончиками пальцев моей шеи и обнаженных плеч, словно невзначай дотрагиваясь до края лифа платья. – Однажды я прислал тебе сообщение, что хочу встречаться. Один человек натолкнул меня на эту мысль. А ты…