переменная, такая как PS, имеет собственное влияние, то оценка коэффициентов α и β, в которой не учитывается S (или PS), даст смещенные результаты. Увеличение объема выборки не решит эту проблему. Смещение важно, если переменные S важны. Если, например, законы адаптируются к торговле, то L зависит от P, и приписывание экзогенного эффекта L будет необъективным.

Само словосочетание "правила игры" является оксюмороном. Даже буквальная человеческая игра, в которую играет Homo ludens (по выражению Йохана Хёйзинги), подчиняется правилам, но ее успех - это творческая проверка правил, работа ног Дональда Брэдмана, дриблинг за спиной Боба Коузи, удар велосипедом Пеле. И за пределами буквальных игр творческий момент часто оказывается сильнее. Люди играют с тем, что им дано, - в языке, религии, технологии. Сами по себе институты, часто консервативные, всегда лишенные игры, не управляют шоу.

 

Глава 14. Потому что этика имеет значение и меняет многое другое

В интересной статье, посвященной быстрому восстановлению Сан-Франциско после землетрясения 1906 г., экономист Дуглас Коут показывает, что существующие (и коррумпированные) политические институты города были отброшены в сторону. Армия США, расквартированная в Пресидио, патрулировала руины в течение семидесяти трех дней и присоединилась к комитету деловых и гражданских лидеров, чтобы взять на себя управление городом - действия, которые были, по деликатному выражению Коута, "внезаконными". И все же Коут с одобрением цитирует в своем заключении замечание прекрасного, хотя и условно самуэльсоновского экономиста Джека Хиршлейфера: "Исторический опыт подсказывает, что восстановление [после катастрофы] будет зависеть от способности правительства сохранить или восстановить права собственности вместе с рыночной системой, которая будет поддерживать экономическое разделение труда".¹ Нет. Именно этика и этические принципы армии и комитета, а не "способность [законного] правительства" спасли город, точно так же, как в 2005 г. именно частные компании, такие как Walmart и Home Depot, приступившие к работе, а не какой-либо уровень правительства, частично спасли Новый Орлеан во время и после Катрины.² Если бы в Новом Орлеане опирались на существующие формальные институты, "правила игры", то результатом стали бы дальнейшие нарушения со стороны этих институтов, таких как полицейское управление и канцелярия мэра Рэя Нэгина, или чертовски плохая работа Федерального агентства по управлению чрезвычайными ситуациями.

Ур-неоинституционалист Оливер Уильямсон в своих рассуждениях о правительственных бюрократиях, "публичных агентствах", называет этику "честностью", то есть "лояльностью и добросовестностью, с которой выполняется ... сделка".³ Как и все правильные экономисты-самуэльсонисты, Уильямсон хочет свести этику к стимулам: "Озабоченность по поводу честности будет снята структурами управления, которым можно приписать надежную отзывчивость", под которой он подразумевает стимулы, работающие на то, чтобы никому не требовалась честность. "Он утверждает, что "проблемы с честностью возникают только в "крайних случаях". "Нарушение честности лучше назвать непростительной некомпетентностью или даже предательством. В пределе такое нарушение карается как государственная измена".⁴ Обратите внимание на его неожиданно горячий язык. Его ошибка - общая для последних размышлений об этике: он полагает, что этика касается только таких грандиозных ("экстремальных") проблем, как убийство, аборт или откровенное мошенничество в бухгалтерском учете, можно сказать, примеров "карточного домика". Однако она также связана с повседневной доброжелательностью и профессионализмом - бухгалтер делает все, что может, или профессор искренне старается говорить правду, или полицейский в Новом Орлеане не покидает город во время Катрины.

Уильямсон неоднократно утверждал, как это делают экономисты, придерживающиеся догмы de gustibus non disputandum est, что этика всегда меняется медленно. Но для такого утверждения нет ни исторических, ни экспериментальных доказательств. Иногда этика - вопрос S и этических частей L - меняется быстро. Иногда - нет. Вы должны это выяснить. Например, этика участия замужних женщин в рабочей силе быстро изменилась в Великобритании в 1960-1970-е годы, отчасти благодаря таблеткам, а отчасти из-за идеологического переворота - феминизма.⁵ Этика римского государства в конце I века до н.э. не менялась медленно от республиканской к имперской. Этика немецкого христианства в начале XVI века не менялась медленно - от расслабленного режима индульгенций к строгому протестантизму общинного порицания. Этика менялась быстрее, чем институты, поэтому мы видим, что императорский Рим все еще претендует на могущественный сенат, а англиканский протестантизм все еще утверждает (в данном случае, надо сказать, совершенно справедливо), что он является "святой, кафолической и апостольской церковью", восходящей к святому Петру.

И, что особенно важно, британская этика, оценивающая торговлю и благосостояние в конце XVIII века, не менялась от презрения к восхищению медленно. Фактически этика (понимаемая не как индивидуальная этика а-ля Макс Вебер, а как то, что почитается или позорится в обществе) - это то, что быстро изменилось, а не институциональная среда. Путешественник во времени из Англии 1630 г. или из Великобритании 1730 г. не был бы удивлен институциональным устройством Соединенного Королевства в 1830 г. - за исключением того, что до 1730 г. произошел переход к трансцендентной власти (основательно коррумпированного) парламента и ослабление к 1830 г. (основательно коррумпированного) короля. Суды действовали, как и прежде ("Это канцелярский суд", - говорил Диккенс). Права собственности не изменились. Уголовное право по-прежнему было направлено против бедных. Такие институты, как уголовное, договорное, имущественное и корпоративное право, изменились после этических изменений, а не до них.

Институты - это глазурь на торте, если они не имеют этического подкрепления: водитель автобуса берет на себя профессиональную ответственность за планы и жизни шестидесяти человек, находящихся под его опекой, или политик сопротивляется взятке, которую ему предлагает фирма, строящая шоссе. Не следует также сводить их всегда к стимулам принуждения или вознаграждения. Увольнение или тюремный срок помогают, как и специальные медали, которые носят полицейские Нового Орлеана, не оставившие город, но они, в свою очередь, зависят от честных прокуроров и руководителей. Вспомним честных прокуроров и судей в Италии, которые в начале 1990-х годов ценой своей жизни расправились с мафией. Quis custodiet ipsos custodes, спрашивали римляне: кто будет следить за соблюдением законов? Идеологические изменения привносят нового беспристрастного зрителя в распространенные привычки сердца, "социализированную субъективность", по выражению Пьера Бурдье и Лоика Ваккана.⁶ Новые эгалитарные идеи в Европе - согласно которым водители автобусов и политики, профессора и домохозяйки почувствовали себя вправе нести равную ответственность - разбили пирог обычаев. Удивительно, но отношение к простым людям как к свободным и благородным сделало их по историческим меркам поразительно богатыми.

Экономисты-неоинституционалисты на самом деле не приняли идею о том, что этические идеи могут иметь значение независимо (иногда) от стимулов. Неоинституционалисты говорят, что они приняли эту идею, и начинают возмущаться, когда какой-нибудь идиот утверждает, что это не так. Но затем они возвращаются к