Да и день как раз близился к закату. Так что у меня будет бальное платье из двух видов сумрака – утреннего и вечернего!

Свистнув Луле, я отправилась на улицу. Там точно есть необходимые мне компоненты.

Сворачивая в глубь дворцового сада, подальше от лавочек, дорожек и фонтанов, я наконец припомнила слово: тенетник! Именно так называется не только род пауков, но и осенняя паутина, длинными нитями летающая по воздуху. А то, что сейчас весна, – не так и важно! Я волшебная пряха – или кто?!

Полянок, прикрытых плотными кронами так, что образовывалась естественная беседка, в саду было множество. Раздвинув низкие ивовые ветви, я нырнула в одну из таких и принялась оглядывать деревья в поисках паутины.

Лула вертелась под ногами, обнюхивала незнакомое место и периодически хрустела чем-то – видимо, жучками или кузнечиками. Я опустилась на траву, скрестила ноги, усевшись в излюбленную позу Кэйворрейна. Отогнала тут же подбежавшую псинку и сосредоточилась на ближайшем дереве…

Сумерки опускались очень медленно, но в облюбованной мной «беседке» уже стояла глубокая тень.

Я встала посередине и несколько раз прокатилась с пятки на носок, прикидывая, с чего бы начать.

Тень… сумрак… легкий прохладный ветерок… и паутина, вот она, оплетает почти невидимыми тончайшими щупальцами ветки и листья. Конечно, не все, и, конечно, я не вижу ее, но да, чувствую.

Я мысленно потянулась к дереву, пошевелила пальцами, пытаясь нащупать и призвать нити. Невольно в голове мелькнули ассоциации.

Паутина… Паучихи, прядущие в подземелье Неблагого королевского сида… Безмозглые, безвольные, в вечном трансе…

Брр!

Я даже ущипнула себя за запястье, прогоняя внутреннюю дрожь.

Нет. Это меня не пугает. Разве что вызывает легкий отголосок ужаса и отвращения. Да, он есть, пусть и едва заметный. Но мне не грозит эта участь. Я – вольная пряха в здравом рассудке, не имею никакого отношения к несчастным замороченным девчонкам. Они работают для Плетущего, их пальцы кровят ради его магии. Но я – делаю это для себя!

Мелькнула мысль: точно ли здрав мой рассудок? Но мелькнула и пропала. Почти пропала, лишь ее тень соединилась, сплелась с тенью былого кошмара.

Я очень старалась думать о деле. Думать о кружеве. О паутине, которая должна им стать.

И от дерева ко мне поплыл тенетник – сплетаясь с вечерней мглой, с дыханием ветра. Спустился к скрещенным ногам, пополз по ним. Сперва щекотно, потом – уже болезненно прочерчивая полосы на коже, почему-то обнаженной! И, не останавливаясь, двинулся выше, перебрался на голый живот, на ничем больше не прикрытую грудь, вплелся в волосы…

Едва заметные нити лилово-сиреневого оттенка дрожали перед глазами. Я попыталась поймать их, потом просто отодвинуть от лица, но ничего не вышло. Как в страшном сне, когда не можешь шевелиться и только наблюдаешь за тем, что с тобой происходит.

А в ушах тоненьким детским голоском запели древнюю ирландскую песенку:

Остатком того самого здравого рассудка я вспомнила, что Кунла – это гадкое мифическое существо, сначала стучащее в дверь или окно к спящему, потом стаскивающее с него одеяло (одежду, как с меня?!) и карабкающееся на тело…

Тенетник медленно, но верно превращался в сеть, опутывающую с ног до головы. И разрастался вокруг меня, обретая очертания призрачных ветвей густого кустарника. И ветви, и паутина отчетливо завоняли сырой рыбой.

Где-то далеко-далеко истерично залаяла Лула, прямо зашлась в лае, но поющий голосок завел новую песенку, все такую же старинную и совсем уж печальную:

Никакой лихорадки я не ощущала, но сознание путалось, меркло, будто я и впрямь превращаюсь в призрака. Ни боли, ни страха – только серая, сумрачная, всеобъемлющая тоска…

А потом – резкая, внезапная боль, будто меня резанули ножом по спине, от плеча до лопатки. Я дернулась, ойкнула – и увидела, как морок разваливается на части, опадает, сворачиваясь как осенние листья.

Прямо около моего лица появилась очень знакомая физиономия с идеальными чертами. Настолько прекрасными, что и в таком состоянии я не смогла это не отметить. Серые глаза приблизились вплотную, превратившись в два пятна густого тумана. Я отдернулась и тут же ощутила, что меня трясут, да так, что голова замоталась из стороны в сторону.

– Элла! Элла!

– Я-а… Пу-ус-ти-и!

Филидэль – а это был, вне сомнения, именно он – взял в ладони мое лицо и с огромной тревогой спросил:

– Ты меня слышишь? Ты здесь? Элла!

До меня дошло, что говорю беззвучно. А то и мысленно!

С трудом разомкнув губы, я выговорила:

– Да…

– Фоморы тебя забери! – с чувством выдал волшебный дипломат, отпуская меня.

И тут же под мышку всунулась длинная пушистая морда, продолжая заливаться лаем, больше похожим на визг. Я ухватила псинку за мокрый нос, и визг сменился тихим поскуливанием.

– Что это было? – хрипло спросила я, ощупывая себя второй рукой. Не получалось: под пальцы попадал только собачий мех.

– Мне тоже крайне интересно, – нервно сообщил Филидэль. – Безмерно интересно, что делает здесь королевская пряха, да еще в таком виде.

Причем, судя по интонациям благого фейри, – занимается она тут идиотизмом.

– Кружево делаю… – поделилась я. – Для бального платья.

Посол аж заморгал. И пока он моргал, отыскивая, видимо, следующий вопрос, я огляделась.

М-да…

Явно что-то не то натворила.

Деревья вокруг полностью лишились листвы, и их почерневшие сплетенные ветви напоминали теперь не беседку, а клетку. Такую, бесформенную, словно я сижу внутри купола из колючей проволоки. Причем голая сижу.

Голая!!!

Судорожно затянув на себя Лулу, чтоб прикрыть хотя бы стратегические места, я выдохнула, подобрала под себя ноги и уставилась на Филидэля. В глазах которого удивление сменялось пониманием.

– Ах, кружево… – протянул он. Подобрал что-то с травы и показал мне. – Из этого?

Комок грязной паутины, с прилипшими к ней высохшими травинками и пожухлыми листьями.

– По дворцу на днях разнеслась поразительная новость, – тяжко вздохнул Филидэль. – Будто бы королевская фаворитка владеет поразительной магией: сама делает не только нити для Плетущего, но и поразительные ткани. Поразительно! – в четвертый, кажется, раз повторился он.

– Поразительно, – согласилась я, крепко прижимая к себе собачку. Лула терпела. Вот только приняла монстровидный облик, в котором была побольше и попушистее. Меховые крылышки обнимали меня, чуть царапая шипами, а туманный хвост с кисточкой изогнулся, практически закрыв ноги. Неужели загораживает от глаз посла?!

Филидэль, сидевший передо мной на корточках, поднялся, стащил с себя камзол и накинул мне на плечи.