– Тьфу.

– Вот-вот, бабьи сказки. Этому я ничему не верю.

«Ну и чего пристал?» – подумал Обр.

– А верю я вот чему, – по обыкновению неспешно и обстоятельно продолжал Северин, – наши на причале арбалет нашли и ложе у того арбалета закопченное. Стало быть, коч Харламов не случайно загорелся. Помог кто-то. У нас из арбалета, кроме старшего Шатуна, стрелять никто не умеет, а его на причале не было, точно знаю.

Северин задумчиво поглядел на лежащую на колене корявую руку, поскреб желтым ногтем по сухой давней мозоли.

– Это одно. Другое – из бухты поутру дюжину трупов вытащили. Почти все утопленники. Все, да не все. Двое под причалом плавали, еще двое на причале валялись. Сколько живу, мальцом еще помню, как свей наши Угоры грабили, а таких жутких ран не видел.

– И че?

– А то, – тяжко вздохнул Северин, – у конца причала из воды багор достали. Тот, что в сарае у притолоки стоял. А в сарае ты ночуешь. Как вы с Родькой, балбесом моим, палками крутили, я видел. Только думал – баловство это. А вот если вместо палки багор взять, да тем багром…

– Багром трудно, – ровно, будто это его не касалось, сказал Обр-Лекса, – тяжелый очень. Не был я на причале.

– Ну не был так не был. – Северин сгорбился, склонил голову, уперся руками в колени.

– Смекалистый ты, Лекса, или как тебя там. И работать можешь. Как бы не ты, мы бы с весны под Харламом ходили, живот к хребту поясом привязывали. Я уж думал тебя в приймаки взять. Верка моя к тебе неровно дышит. Думал окрутить вас по осени. Все лучше, чем девку на сторону отдавать.

За печкой легонько стукнуло, потом зашуршало.

– Мышей развели, – вздохнул Северин. – Отчего это мыши казенные харчи любят? – Забрал в кулак бороду, снова вздохнул. – В Косых Угорах, кроме лодок и причалов, все сараи пожгли, все запасы изничтожили. Огонь на деревню перекинулся. Пять домов сгорело. А у нас цело все. И про свеев это ты хорошо придумал. Когда стража городская примчалась, у нас там уже господин Стомах вовсю распоряжался. Волоса на голове ни у кого из наших тронуть не дал. Еще и наградить обещался. По-хорошему, в ножки тебе поклониться надо. Все верно. Все так.

Глаз на Обра он не поднимал, глядел в пол.

– Вот только этот, которому ты полбашки снес, до сих пор в глазах стоит. И второй, у которого вся грудь разворочена. Это ж какую злобу-силищу надо иметь! Уж не знаю, кто ты есть: Змей морской, солдат беглый, бродяга-разбойник приблудный или вправду наш брат, рыбак, – я тебе так скажу: ежели дело до суда дойдет, да про тех убитых вспомнят, да доискиваться начнут, кто коч поджег, деревня на себя твои грехи брать не станет. Родька первый скажет, как тебя из-под причала вытащил. Твоих рук дело – тебе и ответ держать. Сам похвалялся, что любого простой палкой убить можешь. Все слышали.

Северин замолк, исподлобья глянул на мертво молчавшего Обра-Лексу, поднялся, тяжело разогнувшись.

– Ну а если доискиваться не станут, живи как прежде. Мы-то от тебя, хоть ты и чужак, кроме добра, ничего не видели. Только от Верки подальше держись. Вот, бабы наши торбу тебе собрали. Поесть кое-чего, рубаху чистую.

Хорт еле заметно кивнул, уставившись в потолок. Северин потоптался, двинулся к двери. Дверь распахнулась. Влетела румяная Верка в новом шелковом платке, с большой корзиной в руках. Северин, недолго думая, сгреб ее за шею одной левой и, поднавалившись, выпихнул из караулки, вышел следом. За гулко грохнувшей дверью раздались удаляющиеся Веркины вопли. Слышно было, как Северин бубнил что-то в ответ, будто сваи вколачивал.

Наконец, все смолкло. Обр устало вытянулся на постели. На пол с дробным звоном посыпались подаренные монеты. Грязные княжеские деньги, жалкая подачка. Милостыню Хорты сроду не просили и теперь не станут.

Последний из Хортов полежал немного, радуясь хоть малой передышке. За печкой упорно скреблась мышь, шуршала по камню сухими лапками.

Однако разлеживаться некогда. Обр спихнул на сторону одеяло, извернулся, разглядывая, ощупывая больную ногу. Повязка была чистой. Гноем не пахло. Пахло каким-то едким лекарством. Болело, конечно, но это дело наживное. Поболит и перестанет. Дня три еще можно поваляться, а там… Там уж хочешь не хочешь, а встать придется. Надо убраться отсюда до суда с участием столичных гостей. Главное – штаны добыть. С больной ногой по городу бегать можно, а вот без штанов – никак.

– Вот твои штаны.

Обр, даром что ослабел от потери крови, подпрыгнул чуть не до потолка.

– Нюська! Уйди, бесстыжая!

Одеяло сползало, никак не хотело натягиваться на голые ноги.

– Я не смотрю, – сказала Нюська, которая и вправду отворачивалась изо всех сил, протягивая фамильные хортовские штаны, те самые, которые до Оберона Александра носил Анджей, а еще раньше – дядька Сигурд.

Отстирать их от крови до конца не удалось, но дыры от пули и докторского ланцета, раскроившего их вкривь и вкось, были зашиты – заштопаны меленькими аккуратными стежочками.

Хорт выдернул из протянутых рук драгоценный предмет, прижал к сердцу, как любимого друга. Жизнь определенно налаживалась.

– А еще вот, – робко сказала Нюська. В руках она держала нож в пристяжных ножнах. Держала она его, правда, как тухлую рыбку, двумя пальцами за ремешок. Даже носик морщила, будто от дурного запаха.

– Откуда он у тебя? – поразился Обр.

– Да я, пока мы лекаря ждали, сняла его и спрятала. А то стали бы тебя раздевать, а у тебя нож на ноге.

– Соображаешь, – искренне восхитился Хорт, засовывая нож под тюфяк, поглубже. – Откуда ты тут взялась?

– А я за печкой сидела.

– Стало быть, все слышала?

– Да.

– Уходить мне надо.

– Вот поправишься, и уйдем.

– Нет, – отрезал Обр. Когда погоня висит на плечах, хромота, конечно, – большая помеха. Но в придачу к хромоте еще и хлипкая девчонка – это уже не помеха, это верная смерть.

Хлипкая девчонка все поняла. Дернула острым плечиком, кулачки сжала, локти растопырила. Такая храбрая, аж глядеть страшно.

– Я здесь не останусь.

– Дура! – вскинулся было Хорт, но сообразил кое-что и сразу остыл. Здесь же соседи всякие, люди добрые, квашней по голове стукнутые. Да уж, тут ничего не поделаешь. Придется пристроить ее где-нибудь, подальше от Городища. Где-нибудь, где добрых людей поменьше.

– Ладно, – хмуро сказал он, – деньги подбери. Дуй на торг и купи себе там башмаки хорошие, по ноге и чтоб нигде не терли. А то я на обувку тебе так и не скопил. А потом иди к тряпичникам, попробуй плащ себе попрочнее добыть и еще чего там вам, девкам, в дорогу надо.

– А еще припасы какие-нибудь, – радостно прибавила Нюська.

– Добудем припасы, – проворчал Обр, ища, к чему бы придраться. Выходило, что девчонка как-то одержала над ним верх, а спускать такое он не хотел. Нюська ползала по полу, собирая рассыпанные монеты. Подняла голову, улыбнулась ему, но улыбка вышла кривая.