Я не понимал, о чем идет речь, пока он не швырнул на стол отчет моего частного детектива. Оказалось, что детективы, которых я нанял следить за встречами у Левши, параллельно работали на Тони Спилотро, и они передали Спилотро копии всех своих записей».

Через несколько недель члены Совета по контролю за играми узнали о ночных встречах у Левши и его играх в гляделки через «Небесное Око», после чего они пригрозили отобрать игорную лицензию у корпорации «Арджент», если Левша не прекратит так дерзко игнорировать постановление Совета. В конечном итоге Левша бросил все силы на юридическую борьбу за восстановление в должности.

В феврале 1976 года Левша со своим адвокатом Оскаром Гудманом подали иск в федеральный суд против Совета Невады по контролю за играми, в котором утверждалось, что этот орган противоречит конституции страны, а его решения против Розенталя носят своевольный и необоснованный характер.

Затем Левша подал еще один иск против Совета в окружной суд Лас-Вегаса, в котором он ставил под вопрос полномочия Совета на лишение его права зарабатывать на жизнь. Левша указывал на свой чистый послужной список за все время пребывания в Неваде, а также утверждал, что давным-давно исполнил свой гражданский долг. Он планировал забрасывать Совет юридическими исками до тех пор, пока они не отдадут ему лицензию или ослабят свои санкции, как это было в 1971 году, когда ему удалось продавить Ганнифина вместе с остальными членами Совета, чтобы заставить Шеннона Байби вернуть ему разрешение на работу.

Председатель Совета Невады по контролю за играми Пит Эчеверрия был вне себя от того, что Левша осмелился развязать войну с надзорным органом через суды. Он сказал, что, по его мнению, Левше вообще нельзя было давать лицензию. «За три с половиной года работы в Совете я не встречал соискателей лицензии с настолько отталкивающим послужным списком», – Эчеверрия утверждал, что Левше отказали в лицензии из-за его «печально известных связей и прошлого, а исполнение гражданского долга не является веским основанием для получения игорной лицензии в Неваде».

Оскар Гудман нанес ответный удар, заявив, что Эчеверрия и весь Совет «нарушили практически каждое условие положения о надлежащей правовой процедуре».

Гудман говорил: «Фрэнк Розенталь – это Горацио Элджер наших дней. Он не имеет себе равных в игорной индустрии». Он говорил, что Розенталю сообщили о выдвинутых против него обвинениях всего за шесть дней до первого слушания.

«У мистера Розенталя нет возможности обратиться хотя бы к одному живому свидетелю, – говорил Гудман. – Материалам дела уже пятнадцать лет. Настал тот час в Неваде, когда такие люди, как мистер Розенталь, получают свое право на справедливость».

Теперь, когда Левша начал проводить больше времени дома, атмосфера в быту сильно накалилась. Левша и Джери днями напролет препирались друг с другом; и без того хрупкие взаимоотношения превратились в постоянные переходы от ссор с битьем посуды к ледяному затишью, во время которого они молчали. Алкоголизм Джери – который она никогда не признавала своей проблемой – лишь усугублял ситуацию.

«Фрэнк всегда вел себя благородно, – рассказывала сестра Джери, Барбара Стокич. – Но в тот период он начал критиковать все, что она делала. Приготовила невкусную баранью отбивную – он всегда просил ее готовить бараньи отбивные особым способом. Совсем не следит за детьми. У Джери был тяжелый характер, но и Фрэнк умел действовать на нервы».

«Джери начала играть на публику, – говорил Левша. – Мне это не нравилось. К примеру, мы перестали отмечать дни рождения наших детей дома, как это было раньше. Вместо этого она тащила всех в “Джубилейшн” или загородный клуб, где устраивала непомерно пышное торжество. Мне нравилось проводить время с семьей, поскольку я был рядом с близкими людьми, но мне совершенно не нравилось вся эта фальшивая напыщенность».

Самые жесткие споры обычно заканчивались тем, что Джери или Левша хлопали дверью и уходили из дома.

«Когда Левша уходил в отрыв, об этом знал весь город, – рассказывал Мюррей Эренберг, менеджер казино, работавший на Левшу. – Новости быстро разлетались. Левша гулял с такой-то и такой-то, Джери слушала о том, как очередной танцовщице достался браслет за десять тысяч баксов или даже тачка, и дома Левшу ждал разгром.

Я думаю, Джери больше бесилась не оттого, что у Левши были подружки, а от его щедрости по отношению к ним. Она считала, что любой подарок должен предназначаться ей, а не какой-то солистке шоу или танцовщице. Она слышала об этих подарках в своем маникюрном салоне. У парикмахера. Ей рассказывали обо всем друзья. Поверьте, все были в курсе.

И я подозреваю, что он делал это в открытую отчасти для того, чтобы позлить ее. Но потом они мирились, он дарил ей очередное бриллиантовое ожерелье или кольцо, и наступало недолгое затишье».

Когда после ссор Джери в бешенстве уходила из дома на ночь или несколько дней, Левша не знал, где ее искать. Он всегда подозревал, что она ездила в Беверли Хиллс к своему Свенгали, Ленни Мармуру. Он также подозревал, что она виделась со своим старым увлечением, Джонни Хиксом, вышибалой из Лас-Вегаса, с которым Левша успел подраться на танцполе клуба «Фламинго» в 1969 году.

Барбара Стокич полагает, что Джери оставалась в браке только из-за страха потерять опеку над Стивеном. И, конечно же, из-за своих украшений. Барбара рассказывала, что Джери относилась к своим ювелирным украшениям, как к детям. Когда Джери пребывала в подавленном состоянии, она любила ездить в филиал банка «Вэлли Бэнк» на Стрипе и заглядывать в их три банковские ячейки.

Находясь в отдельной комнате для просмотра ячеек, Джери могла часами перебирать украшения. Пересчитывать их. Поглаживать. Примерять. В этих банковских ячейках Джери хранила украшений больше чем на один миллион долларов. В число ее любимых украшений входили: безупречный круглый бриллиант стоимостью двести пятьдесят тысяч долларов; крупный звездчатый рубин стоимостью сто тысяч долларов; кольцо с крупным бриллиантом в 5,98 карат в форме груши стоимостью двести пятьдесят тысяч долларов; вечерний набор бриллиантовых колец стоимостью семьдесят пять тысяч; двое бриллиантово-опаловых часов Пьяже стоимостью двадцать тысяч долларов за каждые; и пара бриллиантовых сережек от Фред стоимостью двадцать пять тысяч.

Было еще одно место, куда Джери часто наведывалась в тот период: дом Спилотро. Там они с Нэнси пили водку и плакались друг другу в жилетки. Джери жаловалась на Левшу. Нэнси жаловалась на Тони.

Джери рассказывала о своих проблемах только одному мужчине, который, как она считала, мог повлиять на ее мужа, – Тони Спилотро. Она встречалась с ним в «Вилла Д’Эсте», ресторане, который принадлежал Джозефу «Свинья Джо» Пиньятелли. «Они сидели за стойкой или за отдельным столиком, – рассказывал Фрэнк Куллотта. – Она всегда заказывала водку с кучей льда в бокале. Тони кивал головой и пытался поддерживать беседу. Я сидел неподалеку и наблюдал за ними, иногда они разговаривали по целому часу, после чего она поднималась и уходила. Я знал, сколько времени они разговаривали, потому что у нас с Тони были дела, о которых мы могли поговорить только после ее ухода».