– Все с перьями? – еще раз спросил учитель.

– Все!

– Значит, только вот эти двое… – Учитель повернулся к Мазину и Русакову и вынул часы. – Вы отняли у нас три минуты. Сядьте оба.

Русаков и Мазин пошли к своим партам.

– Пишите, – сказал Сергей Николаевич. – «Колхозники рано начнут сев…»

Синицына беспокойно завертелась у доски. Она присела на корточки, пошарила руками по полу и, повернувшись к ребятам, вытянула в трубочку губы.

– Ме-е-ел! – раздался ее пронзительный шепот.

Васек поднял голову. Саша повернулся к нему и тихо спросил:

– Где мел?

– Я клал, – взволнованно ответил Васек. Сергей Николаевич постучал пальцами по столу.

– Ищи-и! – зашипели на Синицыну ребята. Синицына испуганно развела руками. Лицо Сергея Николаевича потемнело.

– Одинцов, сбегай за мелом, живо!

Одинцов опрометью бросился из класса.

– Кто сегодня дежурный?

Васек встал, чувствуя, как кровь приливает к его щекам. Рядом встал Саша Булгаков.

Сергей Николаевич поднял брови:

– Трубачев? Булгаков? Булгаков, ты к тому же и староста.

Саша вытянул шею и замер.

– Надо лучше знать свои обязанности, – резко сказал учитель. – Садитесь!

Не глядя ни на кого, Васек опустился на место. Ему казалось, что сзади него перешептываются девочки. Неподалеку слышалось тяжелое дыхание Мазина – ему было жарко. Русаков, забыв обо всем на свете, считал минуты. Одинцов, запыхавшийся от бега по лестнице, принес мел и от волнения протянул его прямо учителю.

– Положи на место, – сказал Сергей Николаевич.

Синицына перехватила из рук Одинцова мел и, держа его наготове, таращила на учителя глаза.

«Колхозники рано начнут сев…» – снова продиктовал учитель.

Урок пошел как обычно. Синицына разбирала предложения бойкой скороговоркой.

«И куда торопится, лягушка эдакая?» – с тревогой думал Русаков.

После Синицыной отвечал Медведев. Проходя мимо Зориной, он тихонько толкнул ее локтем. Лида замотала головой и заткнула уши.

– Что-нибудь случилось, Зорина? – спросил Сергей Николаевич.

Лида вскочила:

– Нет.

– Тогда сиди спокойно и не делай гримас, – отвернувшись, сказал учитель.

Лида села, боясь пошевельнуться. В классе было тихо. Сергей Николаевич вызывал, спрашивал, но ребята чувствовали, что он недоволен.

Звонок, как свежий студеный ручей, ворвался из коридора и разлился по классу.

Ребята облегченно вздохнули. Сергей Николаевич взял портфель.

Когда за ним закрылась дверь, ребята повскакали с мест и окружили Трубачева и Булгакова:

– Что же вы? Как это вы?

– Не могли мел положить!

– Осрамили! Весь класс осрамили!

– Честное пионерское… – начал Саша и, возмущенный, повернулся к Трубачеву: – Я на тебя, как на себя самого, надеялся!

– А я что? Что я? – сразу вскипел Трубачев.

– Ты сказал, что у тебя все в порядке, а сам…

– Что – сам? – подступил к нему Васек.

На щеках у него от обиды расплылись красные пятна.

– Дисциплина! – крикнул кто-то из ребят. – А сами еще всех подтягявают!

– И на девочек нападают, – пискнула Синицына.

– Молчите! – с бешенством крикнул Васек и обернулся к Саше: – Говори, что я сделал?

– Мел не положил, вот что!

– Кто не положил?

– Ты! – бросил ему в лицо Саша. – Весь класс подвел.

– Врешь! – топнул ногой Васек. – Я все проверил, и все было, – нечего на меня сваливать!

– Я не сваливаю. Я еще больше отвечаю! Я староста!

– Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! – выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васек.

– Трубачев! – сорвался с места Малютин.

– А-а, ты так… этим попрекаешь!.. – Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему.

– Разойдись! Разойдись! – выпрыгнул откуда-то Одинцов.

Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами:

– Булгаков, отойди!

– Трубачев, брось!

– Перестаньте! Перестаньте! – кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачева. Одинцов держал Сашу.

– Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! – кричал через его плечо Саша.

– Староста! – презрительно бросил Васек, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы еще?

Сева Малютин загородил ему дорогу:

– Трубачев, так нельзя, ты виноват!

Васек смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала.

Валя Степанова бросилась к Малютину.

Васек хлопнул дверью.

Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса.

Когда Трубачев вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее.

– За что? – со слезами выкрикнул Русаков.

– Сам знаешь, – тяжело дыша, ответил Мазин.

Ребята удивленно смотрели на них:

– Еще драка!

Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову:

– Не реви, хуже будет.

Глава 20. Как быть?

Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шел, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щелкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил:

– Знаешь, он просто со зла, нечаянно… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал… И сам не знал… Да тут еще ребята кричат. Ну, довели его до зла – он и сказал.

Одинцов перевел дух и взглянул в упрямое лицо Саши.

– Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома – так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да еще бабушка скажет: «Ну, сел на свинью!» Это у нее поговорка такая.

Коля неловко засмеялся и, ободренный Сашиным молчанием, продолжал:

– Это с каждым человеком бывает. А Трубачев все-таки наш товарищ.

Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза:

– Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я… я… – Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: – Никогда не прощу!

– Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! – горячо сказал Одинцов.

Саша вдруг остановился.

– А, ты за него, значит? – тихо и угрожающе спросил он в упор.

– Я не за него, – взволновался Одинцов, – я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду еще говорили…

– Ладно, дружите… А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! – с горечью сказал Саша.

Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому.

– Саша!

Одинцов догнал его уже у ворот:

– Саша! Я все понимаю. Я за тебя… Мне только очень жалко…

– А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! – Саша кивнул головой и пошел к дому.

Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице.

Одинцов не стоял за Трубачева. Поступок Васька казался ему грубым и глупым.

«На весь класс товарища осрамил! «Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!» – с возмущением вспоминал