— Не надо угрожать мне, Ангелина, — моментально пошел в атаку. Тимур Мантуров иначе не мог.

— Можешь выписать мне неустойку! — бросила кисти и хотела уйти, но он удержал меня, сжав запястье.

— Гель, у меня с Марьяной…

— Я помню, что у вас ничего не было, кроме ее дочери, которой ты заменил отца, и вашей предполагаемой свадьбы. Все, Мантуров, хватит, — выдернула руку. — Меньше года осталось жить в этом фарсе. Избавь меня от своего общества по максимуму!

Я ушла. Потепление между нами закончилось раньше, чем я успела осознать и тем более привыкнуть. Ледяной душ освежил мозги.

Глава 24

Тимур

Марьяна. Вот сука. Я ж с ней по-хорошему хотел. Мы всю жизнь знакомы. Она никогда не вела себя как истеричка с манией преследования. Эти три года ждала меня молча: без требований и скандалов. У меня работа, своя жизнь, женщины, а она ждет. Где-то в глубине души было приятно такое покорное поклонение мне, особенно на фоне потери жены. Ангелина выбрала не меня, а Марьяна показывала и демонстрировала, что я для нее важнее всего. Похоже, даже собственная дочь потеряла ценность, раз втянула ее в свои матримониальные игры.

— Да? — услышал осторожное.

— Ты где? — рявкнул в трубку.

— Тимур… — привычно мямлила, такая вся неуверенная и ищущая защитника. Меня взбесили эти интонации. Ума прийти ко мне домой хватило, а расплачиваться страшно! У нас с Гелей только-только налаживаться начало, постепенно, легкая оттепель, когда лед треснул, но еще не начал движение. И снова ударили морозы!

— Я дома… Тим, я ничего такого…

— Жди, — прорычал и бросил телефон на пассажирское сиденье. Она ведь не была такой ромашкой-одуванчиком. Наоборот, что-то вроде своего мужика: всегда тусила с нами, компанейская, даже коньяк с вискариком наравне принимала, а тут прямо лань трепетная. Гелю копировала. Сейчас в голове картинка четко встала. Пыталась типаж моей жены воссоздать. Только это нереально: Ангелина уникальна. В ней органично жила восторженная хрупкая красавица и львица. Когда растоптал Белоснежку, из пепла восстала сильная уверенная дерзкая женщина, знавшая себе цену. Высокую цену.

С Ярославой тоже надо бы поговорить: ее поведение — результат попустительства взрослых, и моего в том числе. Позволил перейти от крестного к крестному папе, затем к папе: я одергивал, поправлял, но мы не так часто виделись, а вот мать накручивала и дурила голову. Я дарил дорогие подарки на праздники, да и так подкидывал деньжат на карту, когда клянчила. Слава девочка избалованная в этом плане, на материальное уже заточена: если телефон — то айфон последней модели; если новая одежда — исключительно из ЦУМа. Мы, взрослые, откупались от нее деньгами, а она принимала это за любовь. Для нее стало нормой такое проявление привязанности.

Я остановился возле коттеджа, который Олег еще строил, но оставил бывшей жене и дочери. Надавил на ручку двери — она легко поддалась, и я вошел во двор. В доме горел свет: смеркалось теперь рано, да и морозец начинал ощущаться, не удивлюсь снегу в ноябре.

— Крестный папочка! — первая выбежала встречать Славка. — Приехал! А ты что-нибудь мне принес? — скорчила просящую рожицу. — Помнишь, я говорила про планерные наушники, как у Маши из сериала «Плакса»? Я тебя скидывала фоточку. Ты купил?

— Мама где? — только и ответил.

— На кухне… — растерялась Славка.

— Иди-ка посмотри свой сериал, — а сам прошел в обеденную зону, плотно прикрывая дверь. — Марьяна… — и покачал головой. Она побледнела. Я едва сдерживался, чтобы не орать с порога. — Знаешь, что я ненавижу больше всего?

Она отрицательно покачала головой, вжимаясь в столешницу. Знает, конечно, знает.

— Когда пытаются обидеть мою жену.

Да, это только мне позволено! Я обидел, я потом и повинюсь. И казню себя, если потребуется. Но никто: ни друзья, ни родня, ни тем более левая, по сути, баба, не может заявиться ко мне домой и предъявлять моей жене!

— Я ничего такого не сказала! — оправдывалась Марьяна. — Я вообще к тебе приходила!

— А с чего ты взяла, что можешь приходить ко мне, да еще и домой? Или ты к Геле обратно в подружки набивалась, м? — неспешно наступал на нее. — У тебя вообще есть чувство стыда?

— А у тебя? — неожиданно огрызнулась. — Это ты бросил Гельку и сына. Тебе должно быть стыдно, не мне!

— Поверь, мне херово. Этот долг мне не оплатить, но я стараюсь. Но не нужно делать из себя овцу. Ты приходила в наш дом и играла в дружбу. Чего ты хотела? Какие цели преследовала? Развести меня с женой?

— Я не разрушала твой брак! — крикнула Марьяна. — Я не думала, что ты разведешься! Я не хотела!

— Для той, которая не хотела, ты слишком резво подставила мне передок.

— Не говори, что не замечал моих чувств! Ты все видел, но позволял мне бывать у вас. Что, льстило твоему мужскому эго, м?

Я усмехнулся и покачал головой. Она напрочь не хотела принять, что мне просто похрен на нее.

— Не замечал, потому что как женщиной тобой никогда не интересовался. Не нужна ты мне. Не хочу. Не возбуждаешь. Не стоит на тебя. Смирись и не позорься!

Марьяна отшатнулась, дышала бурно, во взгляде боль и обида. Да, я жесток и никогда этого не скрывал. Иногда по-другому никак. Я ведь хотел мягче разойтись, плавно, чтобы той же Славке было легче, но не нужно садиться мне на шею, манипулировать и прогибать. Загоню до смерти. Есть только одна женщина, которой позволил хомут на меня накинуть: моя жена. Эта новая Геля меня крепко за яйца взяла и на цепь посадила. А я и рад выть у ее окон на луну. Я так надеялся на снисхождение. Видел же, что тяга жива, не только с моей стороны. Геля повернулась мне навстречу, пока не протянула веревочку, что нас связала когда-то, но мы были на верном пути. Марьяна все испортила. За это никакого снисхождения. Только потому, что дочь одна воспитывает, не испорчу ей медицинскую карьеру. Связей хватает закрыть клинику и испортить репутацию.

— Тим, ты кое-что упускаешь, — наконец заговорила, — я много о тебе