предпочитала взрослых. В особенности мужчин — ими крутить легче. Только я не сказала бы, что Олег был плохим отцом. Ярослава тянулась к нему: папочка, папочка — было такое.

— Мне неприятно, Тим. Все вроде бы логично, но… — я замолчала. Странное ощущение — делиться болючими эмоциями, когда рядом спит наш сын, но… Это отрезвляло и способствовало конструктиву. Мы точно не сорвемся на крик. — Мне больно, что так вышло.

Если честно, легче не стало. Иногда нужно проораться и отпустить, но как-то не получалось. На чистоту, эмоционально, жестко, со слезами и соплями еще не говорили.

— Геля… Девочка…

— Не нужно, — остановила его. — Давай не будем… Не сейчас…

— Остановимся на кофе? Пусть Егор поспит. Что его будить. — Тимур свернул в макавто и припарковался в стороне. Я осторожно выбралась из машины. Муж пошел за кофе. Егор продолжал спать.

Сегодня было ветрено, но сухо. Пока. Тучи кружили над столицей уже два дня, ноябрь обычно приходил с дождем.

— Я взял капучино с кокосовым сиропом. Ты все еще любишь его?

— Люблю, — ответила почти шепотом и взяла стаканчик. Он помнил. Я тоже: Тимур всегда предпочитал черный двойной американо, без сахара и любых других добавок.

Мы пили молча, оперевшись на тихо урчавший капот ламборджини. Я искоса смотрела на мужа: без привычных галстуков, костюмов и деловых пальто. Куртка, черный свитер под горло, темные волосы трепал ветер.

— Замерзла? — спросил, убирая с моего лица черные прядки. Одну руку обжигал кофе, другую муж, который сжал в своей ладони. Мягко растирал, поглаживал, согревал. Я не находила сил высвободиться.

— Поехали домой. Я замерзла, — нервно отодвинулась. У меня голова кругом. От мужа исходило такое искреннее желание стать к нам ближе. Это не про секс, это про что-то другое. Хотя секс тоже присутствовал, но это же Мантуров: в нем слишком много тестостерона. Ему всегда было нужно много и часто.

После того, как Егор уснул, я спряталась в спальне: пыталась разобраться в себе и своих чувствах. Я злилась на ситуацию с Ярославой, но не верила, что мой Тимур мог привязаться к какому-то чужому ребенку. Я видела его в компаниях детей наших общих знакомых — и никаких особых восторгов. Правда, говорят же, что мужчина любит детей любимой женщины… Неужели?.. Не знаю. Не похоже. Зачем тогда со мной жить? Никаких практических выгод нет.

Определиться с чувствами помогла нежданная гостья. Тимур уехал за мороженым из бывшего макдональдса, а Егор со Шреком рисовали в детской под моим чутким контролем: чтобы абстракция не перебралась на стены, ну и пес остался в своей цветовой гамме.

— Кто это? — проговорила, услышав писк домофона. — Сынок, я быстро, не балуйтесь, — и пошла вниз.

На экране увидела Марьяну. Она посмела прийти к нам домой?! Серьезно?! Я вышла ей навстречу. Прятаться за забором не буду.

— Что тебе нужно? — опустила приветствие и всякую дипломатию.

— Я пришла к Тимуру. Он дома?

Врет. Мы не в каменном веке: телефоны как раз для этого придумали. Она пришла ко мне.

— Еще раз спрашиваю, что тебе нужно? — сложила руки на груди. Марьяна вскинула голову, осмотрела меня с ревнивой неприязнью.

— Зачем ты снова появилась… — прошептала она, не спрашивая, удивляясь. — Почему ты?! Почему всегда ты?! — это уже звучало, как претензия. — Я тоже красивая, и я люблю Тима. Всегда любила!

— Мне мало радости о твоей любви слушать. Сходи к психотерапевту. Я не больница.

— Мы бы с Тимом поженились, если бы ты со своим сыном не вернулась.

— Нашим сыном. Моим и Тимура, — обманчиво мягко напомнила. — Мой сын — его кровь. А ты… — я осмотрела ее с брезгливой жалостью. — Ищи отца для своей девочки в другом месте.

Какие бы отношения между мной и мужем ни были, показывать всяким падальщицам брешь и слабость нашей семья нельзя.

— Не смей говорить о моей дочери! — Марьяна нервно взвизгнула. — Тимур обязан помогать растить ее. Она привязалась к нему! — и ткнула мне в лицо телефоном. — Смотри, видишь, как обнимает его.

Я сглотнула густую горькую слюну. На фотографии Ярослава висела на его локте, а Марьяна стояла рядом и довольно улыбалась. Мантуров, как обычно, с непробиваемым лицом. Ноль эмоций, но сам факт.

— У твоей дочери есть отец, — только и сказала. — А ты, Марьяна, даже не мечтай о моем муже.

— Он бы женился… — пыталась возражать. Я рассмеялась.

— Три года, — напомнила безжалостно. — Ты смотрела на него глазами преданной собаки три года, и Тим не женился. Ты не нужна ему. Смирись.

- Я не...

- Хватит! - оборвала на полуслове. - Ты можешь согнать под мои окна все свое полоумное семейство, но я никуда не исчезну. Знаешь, почему?

Марьяна молчала.

- Потому что Тимур любит меня. Только меня.

Я закрыла перед ней дверь и поспешила в дом. Вышла-то в одной майке и домашних шароварах. Я уходила, высоко вскинув голову, но плечи словно тяжелой плитой придавило. Как она посмела прийти?! Если бы боялась, не посмела бы явиться. Значит, Тимур позволял ей вести себя столь свободно! Значит, обещал, раз Марьяна уверенно говорит о замужестве. С Ярославой проводил время: крестный, да, но как не чувствовать уязвленности и обиды?!

— Ну как вы тут? — подошла к сыну и, обняв, чмокнула в макушку. — Шрек, тшш, — тихо приказала. — Егорушка, спать будем.

— Я папю с молозеным зду.

О, я тоже! Мне есть, что ему сказать!

Тимур вернулся. Я делала вид, что ничего не произошло. Он вызвался уложить сына на дневной сон, затем вместе со Шреком нашел меня в мастерской. Накатило вдохновение: я рисовала разбитое сердце.

— Гель, все нормально? — остановился позади, рассматривая кроваво-алые мазки.

— Нет, не нормально, — тряхнула волосами. — Огради нас от своих любовниц: они уже домой ко мне приходят. Или они тебя слушаться перестали?

— Не понимаю, о чем ты? — нахмурился Мантуров.

— У тебя настолько много их, что не помнишь, которая самая наглая? — вздернула бровь.

— У меня нет любовниц, — ответил абсолютно ровно. Ни один детектор лжи не докопался бы.

— Тим, если эта дрянь явится снова в мой дом, я соберу вещи и уйду вместе с сыном.