– Коль уж я слово взял, – Лавроненко вопросительно посмотрел на Шелестова, – так скажу. По нашим сведениям, фашисты готовят масштабную операцию по уничтожению партизанских отрядов и городского подполья в нашем районе. Они широко используют засылку своей агентуры в отряды, устраивают засады на путях передвижения наших групп возле селений, в которых, как они подозревают, партизаны получают продукты питания и теплую одежду. Новое изобретение фашистов – машины-ловушки. Они устраивают засады и пускают груженые фургоны без охраны. Распространяются слухи, что в фургонах еда, медикаменты и другой груз, который может быть интересен партизанам. В наиболее удобных для засад местах фашисты сами планируют устраивать засады. И в машинах находятся вооруженные до зубов солдаты.

Совещание закончилось быстро. В доме остались только группа Шелестова и капитан Лавроненко. Сосновский и Мария Селиверстова ввели в комнату девушку. Та, не поднимая глаз, уселась на табурет.

– Ну вот, прошу любить и жаловать, товарищи, – сказал Лавроненко. – Лидия Полонская. Секретарь директора «Лаборатории-28» профессора Эдуарда Васильевича Горобецкого. Так сказать, правая рука и первый его помощник. Именно ее мы взяли вчера на явочной квартире, когда освобождали вашего товарища. Ну, посмотри в глаза представителям советского народа, подними глаза, Лидия Полонская, бывшая комсомолка, бывшая спортсменка.

Девушка только затрясла головой и закрыла лицо руками. Шелестов смотрел на нее и не видел особого раскаяния. Скорее всего, Полонская играла свою очередную роль, играла раскаяние в надежде на снисхождение. Максим поднялся, прошелся в задумчивости по комнате из угла в угол, потом стал спрашивать:

– Когда и при каких обстоятельствах вы, Лидия Полонская, были завербованы итальянскими фашистами?

– На 3-й рабочей олимпиаде в Бельгии в Антверпене, летом 37-го года, – тихо ответила девушка. – Я была в составе нашей сборной команды пловцов.

– Вот откуда мне твое лицо знакомо, дрянь ты этакая! – вспылила Селиверстова, но Сосновский буквально зажал ей рот рукой.

Полонская даже не подняла головы.

Шелестов продолжал задавать вопросы, и постепенно картина стала проясняться. Молодая девушка, инженер, уже в то время была сотрудницей Научного центра гидромеханики. Побывав за границей, Полонская увидела разницу между жизнью в СССР и жизнью в Европе. Ей показалось, что там больше свободы, что там сытно и богато живется всем. Нет, Полонская не сразу задумалась о том, чтобы изменить свою жизнь. Постепенно, в процессе знакомства с зарубежными коллегами, тренерами, представителями прессы, она и не заметила, как ее втянули в антисоветские разговоры. А когда она наговорила столько, что могла спокойно получить дома лет 25 лагерей, ее стали успокаивать добрые дяди, обещая не бросить в беде, обеспечить красивую жизнь и безбедную старость.

Лида не сразу пришла к этому решению. Сначала ее убедили, что в Советском Союзе процветает тирания и лучшие умы сидят по лагерям, а потом втянули в антисоветскую деятельность. Для начала Полонская помогала писать статьи, критикующие социалистический строй, помогла в распространении антисоветской литературы. А потом пришли двое итальянцев и вовлекли впечатлительную девушку в шпионскую деятельность. Лидия имела представление о том, какие суммы добрые дяди из Рима переводили на ее счет в национальном банке. Ее научили, как сделать так, чтобы ее перевели на работу секретарем директора «Лаборатории-28».

Как ученый Полонская не состоялась, до научной работы ее не допустили, а как секретарь она, как ни странно, доступа к секретной информации не получила. Более того, она даже не знала, что кроется под производственными терминами: «изделие 315», «изделие 64», «изделие 77». Здоровая спортивная злость, воспитанная в большом спорте, помогла и здесь. Лида разозлилась и стала работать, как говорится, не за страх, а за совесть. Это было делом принципа. Ей очень понравилось, как растет ее банковский счет, ей очень хотелось уехать в Италию и поселиться на морском побережье в собственном доме. Все это ей было обещано, и она старалась. Давно были забыты лозунги и принципы, которыми она жила с детства, будучи пионеркой и комсомолкой. И когда лаборатория вовсю готовилась к эвакуации, когда вывозились последние цинковые ящики с документацией, она поняла, что близок крах ее мечты.

Именно в тот день она услышала, что Николай Кондратьевич Белохвостов не знает, где находится катер «Катран», на котором проводились какие-то научные испытания. И директор накричал на него, пока жег бумаги в своем кабинете. Лида видела, как Белохвостов вышел бледный, с трясущимися руками, и стал искать карту маршрута и точки пусков. Что это, она не знала, но поняла, что это ее шанс. Скоро в городе будут немцы и итальянцы. И она должна сделать все и даже больше, чтобы узнать, где этот катер с секретным образцом и что за испытания он проводит.

Полонская вошла в кабинет Белохвостова, исполненная ярости и решимости пойти на все ради своей цели. Она наставила пистолет на запаниковавшего Белохвостова и потребовала карту маршрута испытаний. Ученый отдал ей карту, но тут же выяснилось, что это прошлогодняя карта, а новая на катере. Лида поняла, что это конец. Она выдала себя и не получила результата. А Белохвостов обязательно расскажет о ней особистам. Она шипела как змея и требовала сказать, что за изделие испытывается на «Катране», но побелевший от страха Белохвостов только мотал головой и закатывал глаза. Полонская выстрелила. Она стояла почти минуту, приходя в себя. Потом снова к ней вернулась способность мыслить спокойно и по-спортивному ясно. Она вложила в руку мертвого ученого пистолет и поспешила к директору. Там она в ужасе закричала, что Белохвостов застрелился.

– Кто это? – спросил Сосновский.

– Где? – не понял Буторин и стал озираться по сторонам.

– Ну куда ты смотришь, – недовольно проворчал Михаил. – Вон, правее кустов движется голова. Вот остановилась!

– А кто это? – Буторин тихо ругнулся и посмотрел на часы. – Время – половина четвертого утра. Кто может ползать в районе нашего тайника с аквалангами? Слушай, это не немцы! – уверенно заявил Виктор. – Ну, не работают они так. Немцы захватили бы тайник или устроили засаду и взяли бы нас, когда мы пришли за комплектами. А чего туда-то лезть? А если там заминировано?

– А там заминировано? – поинтересовался Сосновский.

– Ты что? И так вон какой ценой они нам достались, чтобы еще взорвать все к чертовой матери от случайного прикосновения!

– Да, цена большая, – согласился Сосновский. – Гибель только одного гауптмана Хагеля чего стоит. Замечательный был, между прочим, человек. Слушай, наши только через час подойдут. Так и будем смотреть на этого пластуна? Может, возьмем его, а?

– А если он не один? Стрельбу поднимем.

– Стрельба будет, когда наши доберутся и начнут извлекать акваланги.