снаружи, ключ торчал в замочной скважине. Как и полагалось спесивому немецкому офицеру, Сосновский бесцеремонно повернул ключ и распахнул дверь.

Коган сидел на деревянной лежанке, сложив руки на груди, и ждал развязки странных событий снаружи. Сосновский оглянулся, убедившись, что в комнате никого нет, и шагнул внутрь.

– Боря, говори быстро, что за игры вокруг тебя. За что тебя арестовал Штанге и почему передал итальянцам? Мы хотим тебя вытащить.

Коган кивнул и коротко рассказал, что вынужден был заинтриговать итальянцев, чтобы вырваться из лап Штанге. Судя по тому, как легко это удалось сделать, у майора ничего на Орестиса Анаджи не было. Возможно, он сам хотел подсунуть грека итальянцам, чтобы узнать, что ищут боевые пловцы. Сосновский согласился с его предположениями.

– Они тебя уберут потом, Боря. Ты не нужен как свидетель ни тем, ни другим. Вот что, раз ты описал Буторина, как человека, который приходил к тебе по поводу вина с затонувшего судна, подсунем им Буторина. От тебя ничего не требуется, только опознай Виктора, когда увидишь его с итальянцами или с немцами. Дальше мы все сделаем сами.

Сосновский вышел и запер дверь снаружи. Ох, как хотелось ему прямо сейчас перебить итальянцев и увезти Когана с собой. А заодно и эту дамочку-ныряльщицу. Но рано, еще много неясного, нужно узнать, что итальянцы знают и от кого! Они явно идут впереди абвера. И Штанге это тоже беспокоит.

Выйдя в большую комнату, где сидели итальянцы под дулами автоматов «немецких солдат», Михаил заговорил по-немецки. Игорь Иванович начал переводить на русский, старательно копируя акцент.

– За вашей работой и за нами наблюдают какие-то люди. Вы знаете об этом?

– Да, – помедлив, согласился Аккарди. – Мы несколько раз замечали это. И дважды мы пытались захватить наблюдателя, но он уходил.

– Кто за вами следит? Русские?

– Прошу прощения, господин гауптаман. – Аккарди попытался улыбнуться. – Но иногда мне кажется, что за нами могли следить люди майора Штанге. Он проявляет большой интерес к нашим работам по очистке акватории.

– Черт бы побрал этого Штанге, – выругался Сосновский. – А что же такого интересного вы нашли, что за вами так упорно следят? Вы так старательно осматриваете затопленные суда, даже совсем небольшие.

– Разумеется, господин гауптман, – охотно подтвердил Аккарди. – Даже на маленьких судах могут быть взрывчатые вещества или неразорвавшиеся боеприпасы. Все это представляет опасность для судоходства и для предполагаемой базы 10-й флотилии, на которую мы имеем разрешение.

– Что за человек у вас под замком? Это же грек, хозяин кафе в Анапе? Почему он у вас?

– Прошу прощения, но на такие вопросы я не уполномочен отвечать, – нахмурился итальянский лейтенант. – Вы могли бы спросить об этом моего командира капитана Парето. Если это официальный запрос, он вам официально и ответит, если у вас есть личные договоренности об обмене данными, то я не вправе вам отвечать. Прошу понять меня правильно, господин гауптман. Это всего лишь мой долг как офицера.

– Хорошо, передайте капитану Парето, что у меня есть человек, который приходил в кафе после того, как вы арестовали грека. Я его взял, он у меня.

Глава 9

Шелестов ходил по комнате из угла в угол, ежась и стискивая плечи руками, будто ему было холодно. Сколько бы он ни думал, с какой бы стороны ни пытался рассматривать ситуацию, иного выхода придумать не удавалось. Комбинация красивая, тут и опыту Сосновского верить нужно. Уж он-то в Германии до войны работал в категории «белых воротничков». Это вам не грубые диверсионные мероприятия, не устранение нежелательных лиц. Это чистой воды интеллектуальная разведка. Михаил до этого ни разу не дал повода обвинить его в необдуманности поступков или в неточности выводов.

Подставить своего человека. А ведь итальянцы сразу поймут, что он не беженец, потерявший память, догадаются, что он опытный разведчик. И тогда перестанут верить ему сразу и навсегда. Тогда он обречен, его передадут в гестапо. А если не раскусят? Успеем мы провернуть дело, пока они думают и гадают, кто перед ними?

– Ладно, Михаил, давай еще раз проиграем ситуацию. – Шелестов вернулся к столу, уселся напротив Сосновского и сложил перед собой руки. – Итак, ты офицер СД, ты захватил человека, который пытался продать владельцу кабака бесхозное вино, которое нужно поднять со дна залива. Он намекает, что там есть еще кое-что интересное, на чем можно заработать. Так?

– Так, Максим Андреевич, – подтвердил Сосновский. – Только не упускайте один важный момент: Буторин проболтается, что ему нужны акваланги, чтобы спуститься под воду. Отметьте, не аквалангисты, которых можно послать, а сами акваланги. Итальянцы поймут разницу? Поймут, они же диверсанты. Человек не хочет лишний раз светить свой канал, ему не нужны исполнители, а нужен только инструмент. Значит, он скрывает что-то, значит, там может быть не только вино. А может быть, там вина вообще нет. Акваланги ему нужны, вот и все. Думаю, они эту схему вычислят за пять минут. И потащат его показывать место. Понимаете, какой момент азарта? Искали – не знали что, не знали где, а тут – вот вам! Неужели наконец удача?

– Борис тебя понял? Ты уверен?

– Уверен, – кивнул Сосновский. – Он все продумал и выстроил хорошую схему. Логичную и стройную. Купятся итальянцы, я уверен. Хотя мы все же не знаем, какой информацией они располагают, но думаю, что, имей они точные сведения, давно нашли бы то, что ищут.

– Вот эта мысль и заставляет меня с тобой согласиться. Имей они точные сведения, давно бы уже все нашли. Как там Борис?

– Ну, честно говоря, внешне не очень, – нахмурился Сосновский. – Досталось ему у Штанге. Но голова работает. Вы же знаете, он умеет строить комбинации. Собственно, поэтому вы его и послали кафе открывать для офицеров. И подставился он мастерски. Все его в чем-то подозревают, и никто не может четко объяснить в чем.

– Эх, Миша, хотел бы я, чтобы это было правдой. Там тоже не дураки служат. Дураков сюда не присылают.

Среди партизан группы Лавроненко нашелся один морячок, в прошлом альпинист. Странное сочетание, но факт остается фактом: сверхсрочник, главный корабельный старшина Клим Ершов был мастером спорта по альпинизму и несколько раз ходил на семитысячники в составе сборной РККА и Военно-морского флота.

Когда солнце осветило изрезанный осыпями бок Медведь-горы, Ершов уже поднимался к ее вершине.

Шелестов перевел бинокль на море. Катеров итальянской группы не было видно, хотя в море они вышли еще тридцать минут назад.

– Ершов передает, – раздался голос связного, которому приказано было переводить, что будет семафорить Ершов.

Шелестов посмотрел вдаль. Клим стоял на